по-свойски поздоровался сам Женя Кисин. И свою кассету с автографом подарил. А Ленка, едва музыкант отошел, ее об стенку разгрохала – на глазах изумленной публики. И объяснила пораженной Наде, что в «подачках знаменитости не нуждается». Мол, очень скоро свои собственные кассеты будет поклонникам раздавать…
Тогда, конечно, многие считали, что Коренкова – будущая звезда, может, еще и похлеще, чем Кисин. Что будут у нее и собственные диски, и толпы поклонников. Но после той истории с кассетой Наде показалось, что Ленка несколько преувеличивает свой талант.
А сейчас, десять лет спустя, вышло, что она действительно была права. Потому что к своим двадцати восьми одноклассница так и не записала ни единого диска. А теперь уже не запишет их никогда.
И Надя – наверно, именно подобной реакции и ждал от нее оперативник – наконец расплакалась.
Он всегда любил ночь. За ее прохладу, таинственную перекличку скрипов и шорохов, за прихотливую игру теней, беспечное мерцание звезд. И еще – за неочевидность . Это днем все ясно и в лоб: на коне – лишь красивые. Везет только тем, кто с большими бицепсами. И чем ярче, аляповатей цветы, тем дороже они продаются. А ночь наполняет мир загадками. В сумраке, в нечеткой игре лунного света худощавая помойная кошка может оказаться роскошным абиссинцем. А старческая фигура в старом плаще неожиданно обратится в прекрасного рыцаря.
Жаль лишь, что сейчас, в июне, ночи приходится ждать слишком долго.
…Ваня Пылеев, уже давно Иван Адамович, полюбил темноту подростком, лет в четырнадцать. Как-то сразу все навалилось: первое чувство к тоненькой Вике из параллельного класса и первые прыщи, огромные, по всему лицу, их не брали никакие спиртовые примочки и никакой марганец. А еще Вику ужасно смешили его круглые, под Джона Леннона, очки. «Мой милый Чебурашечка», – говорила она. Может, и нежно, но Ваня на такой эпитет жестоко обижался.
– Да не страдай ты. Потерпи. Все вы, подростки, в четырнадцать лет не красавцы, – неловко утешала его мама.
Странная женщина. Сама рожала, сама воспитывала, но так и не поняла, что терпеть – это не по его части. И что у ее сына хотя и внешность ребенка, но характер – уже стальной.
Ваня и решил, что в лепешку расшибется, но терпеть не будет. И найдет возможность избавиться от проклятых прыщей и ненавистных очков не когда придет абстрактноевремя , а немедленно.
Сейчас, в двадцать первом веке, никаких проблем бы с этим (кроме денег) не возникло: кругом полно и косметических салонов для мужчин, и хороших эндокринологов, и грамотных окулистов.
Но Ванина юность выпала на семидесятые, а возможностей тогда было куда меньше. Ему со своими прыщами пришлось отправиться в чуть ли не единственное существующее в те времена место, где пеклись об эстетике человечьего лица и тела, – Институт красоты на Калининском проспекте.
Конечно, его оттуда послали. С резюме, аналогичным мамашиному: идет обычная для подростка гормональная перестройка,
