когда преподавала литературу. Во время учёбы ещё в земской школе Старого Рахино она была влюблена в своего учителя истории и литературы Алексея Евгеньевича Гоголева. В 1914 году её возлюбленный, её старший брат Пётр Тихомиров и десятки мужчин Старого Рахино ушли на Первую мировую войну. На прощание Петя сфотографировался в Крестцах с двумя своими сёстрами Марией и Прасковьей. Фотография в моей семье хранится уже сто лет. На ней Петя в форме солдата, моя бабушка в белом платье со вставленными строчками, выполненными её руками, а тётя Паруся в жилетке с меховыми вставками на груди, модными в 1913-14 годах и сейчас в 2013-14.
В годы Первой мировой, или, как её называли тогда, Германской, войны моя бабушка встретила свою любовь. Её избранником оказался случайно заехавший в Старое Рахино студент Петроградского института путей сообщения Григорий Рослов. Лихо она его захватила! Он гостил у родственников своих сокурсников братьев Мордухай-Болтовских. Кстати, одно время в их семье мальчиком служил в лакеях Михаил Калинин. Повзрослев и работая уже в других местах, он навещал бывших хозяев в их петербургском доме, где его по-прежнему называли Миша. Калинин был общительный, отличался грамотной, образной речью, из-за чего студентам нравилось с ним разговаривать. У друзей Григорий Рослов гостил недолго и уже собирался отправиться к родителям, но перед отъездом приехал посмотреть «Чёртову кухню» в Старом Рахино. Тётя Паруся рассказывала мне, как на середину их площади прогарцевала лошадь с открытой коляской, а в ней три молодых человека. В это же время через площадь шли три девушки. Это были сама тётя Паруся, моя бабушка и подруга их поповская дочка Маша Ильменская. Они спешили на репетицию в Народный дом, где в тот день все три играли в пьесе Фонвизина «Недоросль». «Мы с Машей хотели пройти мимо, – вспоминала она, – но твоя бабушка птицей сорвалась с места, прямо подлетела к молодым людям и пригласила их на спектакль». О дальнейшем с юмором мне рассказывал дед: «Бабушка твоя начала со сцены на меня взгляды кидать и прямо, и через плечо, я, скромный студент, только краснел. Уезжая, я спросил её адрес, написал, как требовали приличия. И тут началось! Что ни день, от неё письмо! То о Фонвизине пишет, то о Чехове! То каких пирогов она напекла для семьи. Подписывается “Твоя Марийка”. Ну, я решил, раз пишет твоя, значит моя, и письма такие хорошие. Но письма-то писала не она, а её подруга поповская дочка! – тут дедушка добродушно смеялся.
– Твоя бабушка только из Петрограда сама написала письмо родным и даёт мне посмотреть, нет ли ошибок. Я глянул – одни каракули, и в конце – “Всех чалую, ваша Марийка Рослова”.
Летом 1916 года моя бабушка, тогда сельская двадцатилетняя девушка, стала женой инженера-железнодорожника и уехала в Петроград. Григорию Рослову было тогда 25 лет.
Рословы
Дедушка рассказывал, что его отец Варфоломей Рослов родился крепостным крестьянином. Я делаю вывод: это было до 1861-го
