время утихомирить начальственный гнев.
Во всем этом деле попросту нет промежуточных стадий, «некоторых успехов», «продвижения в определенном направлении». Либо они отыскали наконец эту штуку, либо не нашли ее до сих пор. Именно так и выглядит диспозиция…
Он стащил наконец гидрокостюм, бросил его у борта и присел рядом на корточки, чувствуя себя премерзко. Викинг, как человек опытный, давно уже понял, что очередное погружение снова не принесло ни малейших успехов, – и деликатно отвернулся, глядя в море. Равным образом и Крошка Паша, повернувшись спиной, возился в крохотной рубке, чем-то гремя без всякой надобности… Над суденышком, над сверкавшим в лучах заходящего солнца миллиардом искр флибустьерским дальним синим морем витало тоскливое уныние, и хуже всех было Мазуру, отцу-командиру. В подобных случаях командира покусывают двойные угрызения совести: как-никак на месте топталось не какое-то абстрактное, а вверенное именно ему подразделение. Таковы уж нюансы и тонкости. Плевать, что нет его личной вины. Его подразделение не могло похвастаться успехами, и точка. Впору тоскливо взвыть.
Он решительно поднялся, делая вид, что просто отдыхал минутку. Негоже подчиненным лицезреть полководца, изображающего собою аллегорическую фигуру пессимизма, повернулся к рубке и, как ни в чем не бывало, четким командным голосом распорядился:
– Возвращаемся в порт.
Команда была совершенно не уставная, но следовало учесть, что все они изображали совершенно штатских типов, не имевших никакого отношения ни к советскому военно-морскому флоту, ни вообще к Советскому Союзу. А посему Крошка Паша столь же неуставным образом кивнул, выбрал якорь, включил движок и круто переложил штурвал. «Ла Тортуга», развернувшись куцым бушпритом к норд-норд-весту, легла на курс, которым наверняка проходил в стародавние времена какой-нибудь флибустьер.
Мазур так и стоял у планшира, бездумно глядя в море. Слева показались какие-то морские птицы, опять-таки неизвестные ему по именам, но уж безусловно не чайки и не альбатросы. От безнадежности – и из присущего морякам суеверия – он охотно взялся бы погадать по их полету, будет ли удача, но представления не имел, как именно это делали древние эллины.
Рядом объявился Мозговитый, постоял немного молча, не поворачиваясь к Мазуру, глядя в том же направлении. Потом произнес обычным своим сварливым тоном, удивительным образом вмещавшим всю вселенскую скорбь:
– Вообще-то у нас хватило бы времени, чтобы отработать еще один квадрат.
– Боюсь, что нет, – с величайшим терпением сказал Мазур. – Не успели бы. У меня ясный и недвусмысленный приказ: не задерживаться в этих местах, возле того островка, в темное время. Там шныряют контрабандисты, а с ними сталкиваться не стоит.
– Контрабандисты? – покривил губы Мозговитый. – Полагаете?
– Я ничегошеньки не
