испугалась.
– Тише, моя милая, это я, всё хорошо, – кто-то протянул руку и дотронулся до моей щеки. Мама! Мамочка моя! Нахлынувшие воспоминания о недавних событиях заставили меня броситься к ней и искать спасения в её нежных заботливых руках.
Вечером приехал отец. Находясь достаточно далеко от дома, он вернулся сразу же как только получил весть о произошедшем. Как ни странно, но ни моя мать, ни, кто-либо из нашего окружения понятия не имел о том, как он мог так быстро обо всём узнать.
Секрет раскрылся очень скоро, когда по приезде, государь тотчас призвал к себе не меня, а Джабира. Как оказалось, именно брат послал гонца с письмом, в котором подробнейшим образом были изложены обстоятельства произошедшего. Но, если сын таким образом надеялся заслужить благодарность повелителя, то он очень сильно заблуждался. Государь не желая слушать никаких оправданий, набросился на него с обвинениями в том, что он, как наследник, не смог в его отсутствие должным образом справиться с возложенной на него задачей. Хан обвинил его в потакании женским капризам и прогнал с глаз долой, не желая выслушивать дальнейших объяснений.
Не в силах усидеть на месте, я, несмотря на строжайший запрет матери, крадучись направлялась к покоям отца. С Джабиром мы столкнулись в дверях. Покрасневший, с перекошенным от злости лицом, отчего его прекрасные черты заострились, больше напоминая хищного зверя, он с такой скоростью вылетел из ханских покоев, что едва не сбил меня с ног.
– Джабир, что случилось? – подбежала я к нему, но он отмахнулся от меня как от прокаженной и бросился прочь.
Ничего не понимая, прежде, чем войти внутрь я обратилась к аге – слуге, охраняющему покои повелителя:
– Что произошло?
Ага, не поднимая глаз, продолжал хранить молчание так, будто меня и не было. Я повторила вопрос, и вновь ответом мне была тишина. Но я не была бы дочерью своего отца, если бы не наказала слугу, осмелившегося проявить ко мне неуважение. Подойдя к нему совсем близко, я зло зашептала прямо ему на ухо:
– Не хочешь отвечать? Что же, продолжай хранить молчание, а я сейчас пойду к повелителю и скажу ему, что ты осмелился поднять на меня глаза, и твой напарник, – я указала на другого агу, – это подтвердит, не так ли? Он ведь не захочет, чтобы я обвинила и его?
Разумеется, ничего подобного я делать бы не стала, но с самого детства, нам внушали, что нет лучших глаз и ушей, чем верные слуги, которые вовремя способны предупредить тебя о любой надвигающейся опасности. Благодаря проискам Зейнаб ханум, науку манипулировать слугами я усвоила железно, и сейчас с удовлетворением наблюдала за тем, как еще совсем недавно смеющий проявлять неуважение к ханской дочери, по-прежнему не поднимая глаз взмолился:
– Умоляю вас, госпожа, не губите! Если хан узнает, что мы подслушивали его разговор, он велит вырвать нам языки!
– Он ничего не узнает, клянусь! – я не собиралась мучить несчастного,
