все еще носили такой открытый характер, хотя женщины стали жить общинами. В начале XVII в. эксперимент натолкнулся на препятствия в виде, с одной стороны, иерархической реформы, утвержденной Тридентским собором и требовавшей от женских орденов затворничества в стенах монастыря, а с другой – жалоб от родителей урсулинок, которые не хотели видеть своих дочерей свободно вращающимися в обществе. Некоторые из сестер тоже предпочитали жизнь, которая была бы больше посвящена молитвам и духовному общению. Когда в 1610–1612 гг. в Париже открылся монастырь урсулинок, «братство» назвали «конгрегацией», инокинь связали обетами целомудрия, послушания и бедности (позднее к ним добавился четвертый обет – учить и воспитывать) и ввели в правило строгое затворничество. Затворничество распространялось на Турский монастырь и на многие другие обители, учрежденные во Франции в последующие годы261.
И все же урсулинки сохранили некоторые традиции, введенные еще Анжелой Меричийской. В орден допускались женщины из самых разных слоев общества: помимо дочерей провинциальных аристократов и королевских чиновников, монашество принимали дочери купцов и зажиточных лавочников. Мари Гюйар, у которой совсем не было сбережений, позволено было вступить в турскую конгрегацию даже без вступительного взноса одновременно с Мари де Савоньер из семейства анжуйских феодалов. Впоследствии Гюйар вспоминала слова Савоньер о том, что в монастыре важно не происхождение, а собственная добродетель: «Религия уравнивает всех своих подданных»262. Особое значение имело то, что из‐за кованых монастырских ворот урсулинки все-таки поддерживали связь с миром благодаря обучению воспитанниц, большинство из которых возвращалось к мирской жизни и выходило замуж. В то же время инокини развивали духовность друг друга благодаря проповедям, обмену письмами, а также соперничеству и ограничениям монашеской жизни263.
Тем не менее замкнутость в стенах монастыря не спасала от происков Сатаны. В самом начале века одному священнику уже было видение о грядущей битве ангелов с демонами за орден урсулинок и оберегаемые им души. Теперь же, в 1632–1634 гг., в луденском монастыре неподалеку от Тура плотское желание пыталось возобладать над нерушимостью обетов: многие урсулинки, одержимые дьяволом, отрицали Бога и с рвотой извергали из себя святые дары. Как выяснилось, подстрекателем выступал их велеречивый священник Урбен Грандье264. Вести об этой одержимости привели к встрече Мари со злым духом – за всю свою жизнь она в первый и последний раз сообщает о подобном видении. Однажды ночью, когда она вслух молилась в спальне за своих пострадавших сестер, «ее воображению» явился дьявол в чудовищном человечьем обличье и завыл, издевательски высунув длинный язык. Мари перекрестилась, и наваждение исчезло, но через несколько ночей вернулось в образе злого духа, который проник в каждую ее косточку, в каждый нерв – и парализовал
Об истории ордена урсулинок см.: T. Ledochowska, Angèle Mérici et la Compagnie de Sainte-Ursule à la lumière des documents, 2 vol. (Roma et Milan: Ancora, 1968); Pommereu, Chroniques; Gabrielle Marie de Chantal de Gueudré, Histoire de l’Ordre des Ursulines en France, 3 vol. (Paris: Editions Saint-Paul, 1958–1963); Marie André Jégou, Les Ursulines du faubourg St. Jacques à Paris, 1607–1662 (Paris: Presses Universitaires de France, 1981); Lierheimer, «Female Eloquence».
Rel, p. 159; Vie, pp. 169, 371. Письмо М. В. к турским урсулинкам, 1652 г., Cor, n° 140, p. 457. Oury, Marie, p. 293. В 30‐х годах XVII в. вступительный взнос в турский монастырь составлял примерно четыре-пять тысяч ливров. Среди принявших постриг во время пребывания там Мари Воплощения была, в частности, Клэр Граннон, дочь Сезара Граннона, помещика и турского гражданина, которая внесла пять с половиной тысяч ливров (ADIL, H852, документы от 31 марта 1637 г. и 10 января 1639 г., в числе свидетелей «сестра Мари Гюйар, помощница игуменьи»). Позднее, когда Мари учила новициев, среди ее учениц были дочери и возведенного в дворянское достинство бюргера, и знатного семейства Турени, и торговца зерном (Vie, pp. 242, 285, 291). О смешанном социальном составе урсулинок в Парижской обители и размере их взносов см. в: Jégou, Ursulines, pp. 103–107.
Pommereu, Chroniques, vol. 1, pt. 2, p. 195; Jégou, Ursulines, chap. 9; Gueudré, Ursulines, vol. 2, chap. 5; Roger Chartier, Dominique Julia, et Marie-Madeleine Compère, L’ Education en France du XVIe au XVIIIe siècle (Paris: Société d’ Edition d’ Enseignement Supérieur, 1976), chap. 8; Rapley, Dévotes, pp. 58–60; Lierheimer, «Female Eloquence», chs. 4–5.
Pommereu, Chroniques, vol. 1, pt. 1, pp. 40–45 (об имуществе урсулинок в Экс-ан-Прованс за 1600–1611 гг.); pt. 2, p. 244–247 (об имуществе урсулинского монастыря в Осонне за 1658–1660 гг.). Michel de Certeau, La Possession de Loudun, 3e éd. (Paris: Gallimard, 1990).
