Афанасьевич.
Кирилл пошевелил губами. Это интересная… интересная Гишихт? «История», что ли? «Это интересная история», как-то так переводится. Откуда простой агроном немецкий знает? Хотя уже давно понятно стало, что Яков – не простой агроном.
– А я и не пытаюсь курить бросить, – добавил тот. – Всю жизнь курю, лет с пятнадцати.
Кирилл уже собрался спросить, чем Яков занимался раньше, до того, как осесть в Жакове, но тот, повернувшись, хлопнул по борту своей машины и спросил с воодушевлением:
– А как тебе моя автовозка?
– Что? – не понял Кир. Захватив сок, он подошел к Якову Афанасьевичу.
– Я ее так назвал! – объявил тот. – Люблю, понимаешь, придумывать названия всякие для своих изобретений. Главное достоинство: она и как телега пашет, и как авто. То есть можно в нее лошадь впрячь, а можно и двигатель врубить, а лошадь сзади привязать, чтобы тюхала следом. Думаю, тачанки варханов устроены по этому же принципу, понимаешь? Чтобы можно было и рогача запрячь – и, если топливо имеется, на движке катить. О чем это нам говорит?
Кирилл ответил, не задумываясь:
– О том, что варханы в дальние походы часто ездят. И в такие места попадают, где горючку не раздобыть.
– Ну да, ну правильно, – согласился Яков, любовно поглаживая борт автовозки. – Так что теперь у нас с тобой есть такое вот средство передвижения.
– Да, но куда двигаться-то? – спросил Кирилл. И добавил, заметив, как странно Яков Афанасьевич глядит на него: – В чем дело?
– Пойдем в дом, – предложил тот. – Поговорить надо.
Когда Кирилл присел на койку и положил катану рядом, тявканье снаружи стало громче, и он привстал, решив, что гиены направляются к оврагу, но звуки вскоре стихли. Яков подтащил к столу табурет, поставил бутыль крыжовницы, открыл новый пакет сока, быстро нарезал колбасу. Кирилл уже заметил, что простые домашние заботы, которыми, как правило, больше заняты женщины, Якову Афанасьевичу приятны: он любил хлопотать по хозяйству, готовить и убирать не меньше, чем возиться со своей автовозкой.
Помимо сока и настойки, агроном достал пару бутылок пива из большой упаковки, которую добыл в деревенском магазине. Налил себе крыжовницы, подцепил вилкой ломтик селедки из пластиковой упаковки, взял стакан. Кирилл открыл пиво, они выпили. Агроном крякнул, явно с большим кайфом закусил селедочкой, съел еще кружок колбасы. Кир сделал бутерброд, откусывая от него и попивая пиво, откинулся на койке.
– Ночью ты бредил, – сказал Яков, снова наливая себе настойки. – Говорил про свою катану, еще вспоминал маму, а еще какого-то человека со странным именем, дай припомню…
– Артемий Лазаревич, – подсказал Кирилл.
– Да, его. И ты…
– Ладно, не темни. Что я там наговорил, что ты услышал?
Яков Афанасьевич, уже поднесший стакан к губам, не стал пить – поставил его, отодвинул от себя. Подавшись вперед, навалился на стол
