скользких полах ЧКсколько их в ночные часы допрошено,
пытано, избито до синевы,
наконец, в расстрельные ямы сброшено,
как когда-то в чумные рвы.
Последний поэт
Если пылит пехота,
а небеса нежнее,
стало быть, есть же что-то
жизни и поважнее.
Возраст… А то бы пошёл на фронт —
в эпицентр землетряса.
Сонные степи, гремучий понт
слушались бы приказа
деда в замызганном камуфляже.
Вспыхнуло… И обожгло плечо.
Жизнь заставляет спешить и даже
драться особенно горячо.
Только не рви на груди рубашку,
а, наступая издалека,
спрыскивай, запрокинув фляжку,
горло остатками коньяка.
Пьём за победу, как говорится.
Мы оставили за собой,
будто сонную голубицу,
полузаброшенную границу
между родиной и судьбой.
Правда, не слышу теперь, хоть тресни,
после контузии и всего
даже простой колыбельной песни
у изголовья у своего.
«Жизнь не только в волнах акации…»
Заводи заброшенные, ничьи,
при подъёме с вёсел бегут ручьи.
Жизнь не только в волнах акации
и искристой зыби под старым садом.
Нет, она и в залах реанимации,
где мужи и женщины стонут рядом.
Сняты с пальцев кольца, с груди кресты.
И болезнь пытается сжечь мосты.
Иссякновенье трудов и дней,
любви и ночью огней над ней.
Видит тут чистилище разумеющий.
А когда-то я в солнцепёк без тени,
зная твой характер взрывной, нежнеющий,
покаянно ткнулся в твои колени.
А когда решился поднять глаза,
загадав, что будет однажды с нами,
я увидел чистую, как слеза,
темноту, усеянную мирами.
«Кто до самой старости учится на отлично…»
Кто до самой старости учится на отлично,
и того вдруг подмывает, ты не поверишь,
напоследок высказаться публично,
прошептать бессильно, выкрикнуть истерично:
отчую историю не соберешь, не склеишь.
Как она держалась на честном слове
помнит ветер,
сдувающий камилавку,
теребивший закладку в молитвослове,
гребни сосен в Оптиной и Белёве
иль папаху, отсыревшую в Могилёве,
когда царь, навек покидая ставку,
оставлял страну рогатым на переплавку.
«Кто глядел на холку морской струи…»
Памяти Сергея Шмелёва (†1921)
Кто глядел на холку морской струи
за кормой, в черёд возвращенья веря.
Кто остался тут в Киммерии и
стал добычей в лапах мадьяра-зверя.
До
