а могут и убить. И уж во всяком случае, ни приюта, ни милостыни здесь ожидать было нельзя.
Однако ходили в те времена по дорогам белорусским не только местные нищие, у которых был дом, да только вот в доме ничего не было, но и жабраки, как их называли, те, у кого и дома-то не было. Выгоняли из дому за долги – и отправлялась вся семья с котомками по свету в надежде на добрых людей, которые и переночевать пустят, и накормят, а, может, и в дорогу что дадут. И ведь принимали – даже самые бедные помнили присказку – «от сумы да от тюрьмы не зарекайся» и следовали старому правилу – накормившего однажды в беде добрые люди не оставят. А Свитязь – здесь жители были не таковы. Даже собаки здесь по улицам не бегали: уходили из нехорошего места. Разве что те, что на цепях сидели, во дворах…
Негостеприимные были здесь люди, а на каждой двери висел обязательно замок. И это во времена, когда двери не только в деревнях, но и в небольших городах не запирались, разве что клямка набрасывалась, в знак того, что хозяев дома нет. И ведь никто не смел зайти, не то, чтобы взять чужое. Удивительная была земля – белорусская. Даже купцы, заключая договор, всегда заключали его лишь на словах. И на слово верили…
Появился в один из дней в городе Свитязь старый нищий. Видя незнакомца, местные плотнее запирали свои двери и окна, чтобы не подумал даже просить о приюте и милостыне. Однако нищий обычаев не знал, и решил, что даже в городе, где большинство людей столь негостеприимны, обязательно найдется добрая душа.
Прошел старик по центральным улицам, и выбрался на бедную окраину. Однако и здесь запирали перед носом его двери, и здесь никто не сочувствовал старому бедняку. Только одна вдова, что жила в хатке-развалюшке у самой городской стены, впустила его, когда совсем уже стемнело. Впрочем, единственное, что она могла предложить старому путешественнику – это место у холодной печки, где она сама вместе со своим малышом-сыночком ложилась вечером спать. Не было в доме никакой еды.
Но старик заглянул в старый мешок, где когда-то было зерно – и нашел три зернышка. И велел хозяйке смолоть их на ручной мельничке. Она решила, что старик потерял рассудок от голода и горя, но решила не перечить. А когда начала молоть – намолола три меры муки с трех зернышек.
Обрадовалась – ведь и самой будет что поесть, и странника накормить, и малышу можно немного затирки дать – тоже не голодный будет.
Старик тем временем вышел за городские ворота и насобирал немного хвороста, чтобы печь растопить. А, когда возвращался, увидели его другие местные, и увидели, что заходит он в дом ко вдове, и рассердились на женщину, что нарушила городскую традицию. Но решили подождать до утра, чтобы собрать городской совет.
Вдова тем временем приготовила затирки – сама досыта наелась, сыночка своего накормила, да и странника не забыла. И рядом с теплой печкой улеглись спать.
Утром же проснулись они от того, что собрался у домика народ, и требовал выбросить из города старика-попрошайку, а вдову строго
