отношения начались не сразу, но быстро перешли в близкие. Диана с трепетом ждала этого, испытывая неожиданно для себя сильное волнение.
Нет, он был другим. И в общении, и в постели. Не разочаровал, даже показал кое-что новенькое, явно из арсенала японских мужских салонов, в которых, видимо, частенько бывал. Но вел себя иначе, смелее и застенчивее одновременно.
Однако он него шла такая волна уверенности и надежности, что Диана разом позабыла и о несхожести Щепкина со своим идеалом, и о многом другом. И тут поняла, что влюбилась. Даже сильнее, чем тогда. Потому что эти отношения шли гораздо дольше двух дней и имели все шансы на успешное продолжение.
А потом Василий узнал, кто такая Диана на самом деле. А она узнала все о нем. Неожиданное раскрытие инкогнито странным образом охладило Василия. И хотя они не расстались совсем, но и прежних чувств не было. Диана терялась в догадках, но Щепкин молчал. И на все ее просьбы объяснить, в чем дело, отвечал одной фразой: «Не теперь».
…И вот неожиданный перевод в его группу и смятение, волнение, переживания. Щепкин против ее прихода не возражал. Знал о послужном списке Холодовой, о ее таланте и умении работать. Да и подготовка девушки была на высоте. Диана уверенно сидела в седле, виртуозно метала ножи, хорошо стреляла, прекрасно владела своим телом. Знала немецкий и польский, понимала английский. У цирковых борцов выучилась нескольким хитрым приемам и в принципе могла за себя постоять. Что как-то и продемонстрировала, ловким ударом отбив одному не в меру наглому и приставучему приказчику его причиндалы. Словом, была на своем месте.
Вот только проблем и головной боли лично капитану Щепкину иногда доставляла больше, чем все шпионы и агенты вместе взятые. Но с этим он был вынужден мириться.
Через два дня после разговора с Батюшиным Щепкин прибыл на Фурштатскую в губернское жандармское управление. Его принял помощник начальника управления подполковник Игнатьев.
Игнатьева капитан неплохо знал, тот год назад навел контрразведку на одного хитрого издателя, печатавшего кроме книг и прокламаций сборники вестей из уездов. А там помимо прочего были приведены точные данные о пропускной способности железной дороги, о характере перевозок и о воинских эшелонах. Издатель на поверку оказался немецким агентом с большим стажем, внедренным в столицу еще в самом начале века. Тогда сработали молодцы жандармского управления, а Щепкин лишь присутствовал при задержании.
Теперь расклад менялся.
Игнатьев усадил гостя за стол, приказал подать чай, а сам выставил на стол бутылку «Смирновской».
– С новым чином тебя, Василий Сергеевич, – добродушно усмехнулся Игнатьев, поднимая рюмку. – Эдак догонишь скоро.
Они чокнулись рюмками и выпили. Щепкин взял с тарелки небольшой бутерброд – посоленный и поперченный кусок черного хлеба с ломтем осетрины и долькой помидора. Игнатьев был мастак на такие выдумки и всегда выставлял в качестве закуски что-то новенькое.
–
