до дела так и не дошло. Запал угас, когда я представила себе, как работаю переводчиком. Вот сижу я, где-нибудь на переговорах, вся такая деловая, в строгом черном костюмчике, белоснежной рубашечке, из воротника которой торчит лицо, на которое никому не хочется смотреть. И все участники этих переговоров обращаются ко мне как кому-то бесполому, неинтересному, кто присутствует здесь исключительно благодаря тому, что хорошо знает языки. А как женщина никого не может заинтересовать – ни русских, ни японцев, ни вообще кого бы то ни было! Ну и на кой мне это? Чувствовать себя чем-то вроде автомата по продаже напитков, очень надо…
От таких мыслей, понятное дело, руки опускались сами собой. Мне ничего не хотелось – ни изучать, ни добиваться. Мне вообще не хотелось лишний раз привлекать к себе внимание.
Поэтому я, раз и навсегда, вбилась в джинсы, толстовку и кроссовки, и нашла себе работу на оптухе средней руки, расположенной на самой окраине спального района, в котором жила. Это место устроило меня главным образом именно своей непрезентабельностью и демократичным отношением к внешности сотрудников. Джинсы и кроссовки тут были в порядке вещей – на каблучках не особо набегаешься в складские корпуса. Конечно, и у нас были свои признанные красавицы, но все же это был не офис в центре города, где каждая особа женского пола старается показать себя во всем великолепии, а коридоры бизнес-центра напоминают подиум показа мод в деловом стиле.
В общем, как я уже и говорила, к двадцати пяти я более-менее смирилась с положением вещей. Работала на оптухе специалистом по распределению товара, выполняя заодно функции начальника отдела, жила с родителями, любившими меня такой, какая я есть, и потихоньку откладывала деньги на машину. Не то, чтобы она была мне очень нужна, но копить сбережения просто так мне не позволял характер, транжирить их – тем более. Машина же представляла собой вполне конкретную цель, достаточно интересную, чтобы предпринимать ради нее усилия. И вполне возможно, что я бы ее в конце концов купила бы, и возможно тогда самым большим потрясением в моей жизни стал бы экзамен в ГИБДД, но…
Однажды летом, в начале июня, в нашем подъезде, мало того, на нашей лестничной клетке, появился новый сосед. Фотограф.
И мне сорвало крышу…
В конце января…
– Как трогательно! Ты даже имя ему дала… Дэн! Это, конечно, гораздо лучше, чем просто какой-то «дневник», – Виктор гаденько ухмыльнулся и самодовольно закинул ногу на ногу.
Она дернулась, резко выпрямилась и замерла, стоя спиной к нему. Кровь бросилась в голову, стало трудно дышать, и как-то сразу захотелось плакать. Так вот куда делать ее тетрадь!
Почему-то название «дневник» страшно ей не нравилось, даже раздражало. «Дневник» – это что-то сопливо-девчоночье, мило-карамельное, романтичное… А ей нужно было совсем не это. Ей нужно было что-то, некое пространство, куда она могла сбрасывать так неожиданно нахлынувшие чувства, такие внезапные,
