их страны для себя добудут,
Себя прославишь крыльями звеня.
Шильон! Ты свят, твой камень терпелив,
Куда ни глянешь, тянутся следы,
Они истёрли плиты, дёрн открыв;
По ним шагая, проводил ты годы,
О, Бонивар, твой каждый шаг – призыв,
Борясь с тираном, добывать свободу.
Sonnet on Chillon
ETERNAL Spirit of the chainless Mind!
Brightest in dungeons, Liberty! thou art,
For there thy habitation is the heart—
The heart which love of thee alone can bind;
And when thy sons to fetters are consign’d—
To fetters, and the damp vault’s dayless gloom,
Their country conquers with their martyrdom,
And Freedom’s fame finds wings on every wind.
Chillon! thy prison is a holy place,1
And thy sad floor an altar—for ’twas trod,
Until his very steps have left a trace1
Worn, as if thy cold pavement were a sod,
By Bonnivard!—May none those marks efface!1
For they appeal from tyranny to God.
Сонет к Шильону
Перевод Василия Андреевича Жуковского
Свободной Мысли вечная Душа, —
Всего светлее ты в тюрьме, Свобода!
Там лучшие сердца всего народа
Тебя хранят, одной тобой дыша.
Когда в цепях, во тьме сырого свода,
Твоих сынов томят за годом год, —
В их муке зреет для врагов невзгода
И Слава их во всех ветрах поет.
Шильон! Твоя тюрьма старинной кладки —
Храм; пол – алтарь: по нем и там и тут
Он, Бонивар, годами шаг свой шаткий
Влачил, и в камне те следы живут.
Да не сотрут их – эти отпечатки!
Они из рабства к богу вопиют!
***
Эпитафия самому себе
Природа, молодость и Бог хотели
Чтоб мой огонь пылал в могучем теле;
Врач Романелли, укрепив свой дух,
Всех победил и мой огонь потух.
Оригинал
My Epitaph
Youth, Nature, and relenting Jove,
To keep my Lamp in strongly strove;
But Romanelli was so stout,
He beat all three, and blew it out.
***
Заплачешь ли
Заплачешь ли, когда умру в ночи?
Произнеси ещё раз это слово:
Но если очень больно, промолчи,
Я не хочу, чтобы страдала снова.
Печально сердцу, от надежд лишь прах,
Кровь остывает, сотрясает дрожь,
И всё – таки меня не мучит страх,
Умру – ты над могилою вздохнёшь.
Поэтому в моей душе покой,
Печаль стихает и тоска молчит:
При мысли, что я не забыт тобой,
Что твоё сердце за меня болит.
О, леди! Да падёт слеза твоя
На тех, кто слёз уже не может лить,
Она дороже станет для меня,
За это, как святую, буду чтить.
О, леди! Был живым, когда то я,
Умел, как ты, и верить и мечтать,
Теперь
