склоняется над Митрофановым и вдруг нежно проводит ладошкой по его голове.
– Лысеешь? – интересуется весьма участливо.
Опешивший Митрофанов поднимает на Петра глаза и застенчиво улыбается.
– Да, знаете ли, годы, стареем.
Бритвин говорит медленно, с расстановкой. Его лицо багровеет и принимает цвет спелого помидора.
– Тебе, падла, уже ни годы не помогут, ни явка с повинной. В глаза смотри, сука!!! – орет Петя и что есть силы, сверху кулаком лупит Митрофанова прямо по лысому темечку. Расшатанный стул разваливается и Митрофанов с грохотом падает на пол.
Первым бросаюсь на Петю я и отталкиваю его. Он вырывается и пытается достать лежащего Митрофанова ногой. На шум вламываются Воробей с Брагиным и помогают мне нейтрализовать не на шутку возбужденного Петра.
Тут, наконец, приходит в себя Дед.
– Отставить!! Отставить говорю!! – ревет он. – Мы отпускаем Петра, и он тут же делает шаг в сторону съежившегося Митрофанова.
– Отставить команду «отставить»!! – Его держите! Дед вытянутым пальцем указывает на Бритвна.
Я тут же становлюсь между Митрофановым и Петей.
– Десять суток ареста! – как змея шипит Ермолин.
Петя начинает врубаться, что несколько не прав.
– Дед, но я….
– Молча-а-ать!! Двадцать суток! Идите, доложите дежурному.
Петруха уже окончательно во все въехал и не теряется.
– Есть, двадцать суток ареста, товарищ подполковник! – Для солидности он повышает Ермолина в звании на одну звезду. Потом разворачивается кругом и, чеканя шаг, выходит.
Я помогаю ничего не понимающему Митрофанову подняться, отряхиваю с его одежды пыль. Пододвигаю новый, крепкий стул и помогаю сесть.
– Товарищ Митрофанов, – поправляя на носу очки, и с только свойственным ему торжественным сарказмом, произносит Дед. – В отношении Вас произошла чудовищная ошибка. Весь личный состав до крайности возмущен попыткой совершения этого гнусного преступления в отношении Вашей дочери. Данный сотрудник только что прибыл из ночной засады и просто не мог знать, что Вы не этот…, – Ермолин на секунду заминается, подбирая нужное слово, – который другой, настоящий. От своего имени приношу Вам глубокие извинения и обещаю, что кто-то будет строго наказан.
Дед демонстративно вытирает со лба обязательный в таком случае пот. Митрофанов с глубоким уважением смотрит на него и, сделав несколько глотательных движений, прощающе отмахивается.
– Ну, что Вы. Пустяки. Я все понимаю. У вас такая тяжелая работа. Прошу Вас, не надо никого наказывать.
– Браво! – мысленно аплодирую ему. – Сразу видно, наш человек!
Другой бы на его месте обиделся, шум поднял. А этот проникся. Молодчина! Человечище! Просто приятно работать. Побольше бы таких.
Митрофанов окончательно успокаивается, дописывает заявление и вместе с Ермолиным
