Фрида лаяла, Коля уже возился со щеколдой. В окошке мелькнуло круглое Лизино лицо, потом она сама появилась на пороге, в фартуке, вытирая руки полотенцем. Еще на подходе мы почувствовали божественный запах домашней выпечки. Хорошо, что мы взяли не торт, а бутылку красного вина. Сухое, чилийское, я выбирала. В «Донне Розе» такое подают.
Лиза сразу повела нас в студию. Портреты стояли на подоконнике…совсем разные. А как же узнаваемая манера каждого художника? Изка сидела на изящном кресле-троне вполоборота, держа в руке овальное зеркальце. «Свет мой, зеркальце, скажи…» так, кажется? «И ей зеркальце в ответ: ты прекрасна, спору нет!» Она и вправду была прекрасна: Лиза нарядила мою подругу в алое с золотым шитьем платье, царский венец и тяжелые браслеты. Изольда была ослепительно хороша, безошибочно узнаваема, но казалась старше своих лет. Или все дело в гордо приподнятом подбородке, величественной осанке? Смоляные косы спадают почти до пола, одна перекинута через плечо…Выверена и прописана каждая деталь: руки в перстнях, завитки на оправе зеркальца, кисти пояса, туго стянувшего и без того тонкую Изкину талию.
Мой портрет был другим. Признаться, первым чувством при взгляде на него была легкая оторопь: это что, я? Ибо с холста на меня прямо и в упор смотрела воительница в клепаном шлеме и кольчуге, из-за правого плеча виднелась рукоять меча, а на левом сидела какая-то птица, сокол, наверное. Чистые яркие краски, крупные мазки. Сходство безусловное, но вот взгляд…он у меня и вправду такой? Грустный, как после проигранной тяжелой битвы. Но решительный, ибо будет еще одна. Оказалось, нарисованная я красива неброской славянской красотой, сияют синевой очи, а волосы цвета поспевающей ржи свободно падают на одетую кольчугой грудь. Это меня такой Лизка увидела?
– У-у-у-у-у, шикарно, – протянула Изольда. – Лиз, у тебя явно талант. Только я что, как та царица из сказки Пушкина? Которая свою падчерицу отравила?
Надо же, мне в голову пришла та же ассоциация.
– Я написала, как увидела, – пожала плечами художница, – так что без обид. И потом: это же не иллюстрация к сказке Пушкина, это архетип.
– И какой же? – Изольда уперла руки в бока.
– Девица, царевна, Вечная Женственность, если угодно. Красота, юная и зрелая одновременно, тоже вечная. Опасная. Если говорить о Пушкине, то скорее Царь-девица из Золотого петушка.
– Я опасная?
– Конечно, опасная, – подключился к дискуссии Коля. – Тебе в глаза заглянуть – пропадешь.
Изка заулыбалась – мол, что верно, то верно. Я вздохнула: в моих глазах нет опасной темной глубины, в которой можно утонуть. Вот и не тонет никто. И Дэн не звонит.
– Ты чего, Маш? – дернулась ко мне Лиза. – Не понравился портрет?
– Да нет, я о своем. Понравился. Правда.
Я не кривила душой. Мне льстило смотреться воительницей, сильной, смелой, красивой, да еще с соколом на плече. На заднем плане виднелись очертания деревянного города с высокими теремами. В одном из н
