боевого духа и всего остального, что может пойти не так, – при перемещении любой большой армии через любое пространство на воде или на суше. Для достижения успеха нужно идти на слишком большие риски. Разве Ксеркс не понимает, что «бог разит молнией» только тех, кто замахивается на большие дела, в то время как малые начинания не вызывают его раздражения? Артабан призывает Ксеркса разобрать мосты, распустить армии и отправить всех домой, где худшее, что их может ждать, – это новые страшные сны.
Ксеркс, оплакивающий тех, кого не будет в живых через сто лет, мыслит шире и дальше. Если смерть – цена жизни, то почему же не заплатить меньшую цену за то, что сделает жизнь достойной памяти? Зачем быть царем царей, если тебя забудут? Укротив Геллеспонт, он уже не может остановиться. Мосты должны куда-то вести. Великие армии имеют с собой все необходимое, чтобы ничего не могло пойти «не так», а если это все же случится, чтобы это не имело значения. «Нас ведет бог, поэтому, когда мы сами начинаем наши многообразные предприятия, нас ждет успех»[13].
Артабан придает значение внешним условиям, зная, что ландшафт может помочь армии или создать для нее трудности, что флот никогда полностью не контролирует море, по которому идет, и что предсказать погоду не в состоянии ни один смертный. Полководцы должны различать ситуации, в которых они могут действовать, и обстоятельства, которые они должны принимать, полагаясь только на то искусство, которое допускается обстоятельствами. Ксеркс же преобразует внешние условия вокруг себя. Он обращает воду в почву (более или менее твердую), наводя мосты через Геллеспонт. Он обращает твердую землю в воду, прорывая канал через полуостров Афон – из «чистой гордыни», говорит нам Геродот, – чтобы его кораблям не приходилось огибать его[14]. Царя не волнует, какие обстоятельства он должен принять: он готов сровнять с землей любое препятствие на своем пути. И доверяет он только божественной деснице, наделившей его такой властью.
Близорукий Артабан видит прямо перед собой столько вещей, что его врагом становится само их многообразие. Дальнозоркий Ксеркс видит только дальнюю перспективу, где устремления совпадают с возможностями: такая простота – это прожектор, который освещает ему путь. Артабан постоянно меняет свое мнение. Цель его поворотов и зигзагов, как и у Одиссея, – привести его домой. Ксеркс, пересекая Геллеспонт, становится Ахиллом. Его единственным домом станут будущие повествования о совершенных им деяниях[15].
Так что у этой «лисы» и этого «ежа» нет никаких точек соприкосновения. Артабан, предостережения которого не услышаны, отправляется на восток от Абидоса и исчезает из книги Геродота, который его больше не упоминает. Ксеркс идет на запад, взяв с собой свою армию, свой флот и своего историка[16], а также всех последующих летописцев персидского нашествия. Геллеспонт, граница между континентами, теперь также разделяет два образа мышления, которые предвосхитил Архилох, которые
Ibid., VII: 8, 10, p. 469, 472. См. также: Tom Holland,
Herodotus, VII: 8, 22–24, p. 469, 478–79; Holland,
Подробнее о различиях в стратегии Ахилла и Одиссея см.: Lawrence Freedman,
Конечно, не буквально. Хотя Геродот тогда уже родился, он был еще ребенком.
