не стареть. Иначе все ни к чему.
– И какой же допустимый предел? Вот вы, Эмма, как думаете?
– Ну, это извините, Раф, спрашивать женщину о возрасте!
Поняв, что Вероника сама в разговор не включится, Крамер прямо адресовался к ней:
– А вас эта тема совсем не интересует?
– Когда-то интересовала. – Она провела пальцами по корешкам книг. – Даже кое-что почитывала. Потом бросила. Слишком уж много об этом написано. Впрочем, кажется, ничего нельзя сказать, чтобы не найти этому аналогию в истории, в философии, в литературе. Так вот, о долголетии. Один великий писатель прошлого в свое время утверждал, что человек должен и может жить не менее трехсот лет. Причем средство для этого он указал самое простое – нужно просто не хотеть стареть и умирать. Этот писатель и сам прожил довольно долго – ну не триста лет, а около ста… А другой гений, его современник, возразил: человеку отпущен совершенно достаточный срок, дальше настали бы скука и опустошение… Этот писатель, конечно, умер весьма молодым. Кстати, Эмма, оба они, развивая свои идеи в драматургической форме, в центр сюжета ставили женщину. Потому что женщина, вероятно, находится в более интимных отношениях со временем.
– Ладно, это к истории вопроса. А ваше собственное мнение?
– Если бы человек мог жить неопределенно долго? Как историк, посоветовала бы ему запоминать побольше – какой бы это был неоценимый свидетель! А как психолог – не перегружать голову ничем лишним.
– У вас, Вероника, узкоспециальный взгляд на вещи, – сказал Монтериан.
– Зато ты всегда помнишь кучу разных подробностей, – усмехнулся Андерсон.
– Ненужных, хочешь сказать? – Она взглянула сквозь очки на Крамера. – Вот вам свидетельство, что я не приспособлена к долгой жизни. Голова не выдержит. – И она снова повернулась к книгам.
На интеркоме вспыхнул огонек. Голос дежурного оператора сообщил:
– Библиотека! Директор Шульц приглашает проверяющего Крамера на совещание.
– Вынужден прервать интересную беседу. – Крамер поднялся со своего места.
– Наконец-то убрался, – буркнул Андерсон, когда за тем закрылась дверь. – Места себе не находит. Знаете, зачем он на Гекату прилетел? Кому-то в правлении померещилось, будто бы «И.С.» заслала на Гекату шпиона. Ничего такого он, конечно, не нашел, потому что какой может быть на Станции шпион? Даже Барнав в это не верит. Вот ему и не сидится, все чего-то ищет по привычке.
– А вы, однако, разговорились, – заметил Монтериан, обращаясь к Веронике.
– Это еще что! Вы бы, Раф, послушали, как она с монтажниками или в саркофаге ораторствует!
– Вот как? О чем же?
– О работе в основном, – иронически протянула она.
– Скука, какая скука. – Эмма запрокинула голову назад.
– Вот видите, Эмма, вы сейчас уже жалуетесь на скуку. А что было бы через триста лет?
– По-моему, Раф, вы сами затеяли этот разговор. Начать, что ли,
