кооператива «Последний из могикан» Егорыч мало чем напоминал героя Фенимора Купера. Разве что двумя глубокими залысинами на лбу и жёлтым от старости цветом лица, а может всё это армянская фамилия – Могикян. При рождении сына русская мать настояла на русском имени – Андрей, а вот отчество, происходившее от имени Егише, было настолько труднопроизносимо, что народ не заморачивался и звал председателя по-простому – Егорычем.
– Раньше наш кооператив назывался «Путь Ильича», тогда им Ильин командовал. Загибался кооператив, времена тяжёлые были, девяностые годы, сами понимаете, ни света, ни воды, ни дороги нормальной. Это и понятно – откуда тогда деньгам у народа взяться. Потом меня выбрали, ну и решили сразу переименовать, значит. А народ же у нас шутейный, грит, раз Ильина на Могикяна сменили, так пусть и название будет соответствующее. – Свою речь председатель сопровождал безостановочной и бессмысленной жестикуляцией. – И, посмотрите, как теперь расцвело наше садово-огородническое товарищество, а? Вот, вот, – тыкал Егорыч высохшим пальцем в разные стороны. – А дорога, а? – Остановился и для убедительности подпрыгнул на месте. Резиновые калоши издали смешной «чмок», что совершенно не смутило старика. – Видите, какая? Вот! Тут теперь круглый год жить можно, и свет тебе, и вода. Живи – не хочу.
– А про Фёдорова что можете рассказать?
– А что про него рассказывать? Взносы платит исправно. А в личное его я нос не сую. И не интересно мне, да и живёт он на отшибе. Вон его дом, последний справа. Мне обязательно дальше с вами идти, или сами дойдёте?
– Мы и сами дойдём, а не знаете, собака там у него злая? Не кинется?
– Собака? – Егорыч почесал затылок. – Чёт не знаю я. Вроде не было у него собаки. А может и завёл. Говорю же, я в том конце редко бываю, некогда мне разгуливать, дел по горло. – Для убедительности председатель резанул рукой по шее. – Сейчас вот мусоровозка должна подъехать. Так что звиняйте, но пойду я обратно.
Незамысловатое одноэтажное строение с обветшалой крышей и полу обвалившимся крыльцом с трудом просматривалось сквозь плотные железные реи забора и не производило впечатления обитаемости. Ключ, вставленный в замок калитки, со скрежетом провернулся, и оперативникам открылась удручающая картина запущенности.
– Ну и что он за этим забором прятал?
– Мало ли. Может лень свою.
– Скорее беспорядок от соседей. – Котов пнул ногой валяющийся на земле мешок. – Эх, тёщи моей на него нет.
– Собаки тоже не видно. Ни будки, ни вольера.
– Мда, – Ревин потеребил ключи, – пошли в дом, может там чего интересного обнаружится.
Снаружи неприглядный дом и внутри был ничем не лучше, та же убогость и запущенность. Стол, заваленный газетами, разбросанные где попало тряпки, обрывки верёвок, рваная телогрейка на крючке и замызганные грязью потрёпанные ватные штаны, пыль, хлам, картонные коробки – всё это производило гнетущее впечатление. Но объяснить возникшее чувство отвращения одним беспорядком было бы неверно.
