мимо нее, я говорю шепотом:
– Нож!
И всякий раз Парфений резко поворачивается – не так, правда, резко, как тогда. В этой истории его больше всего удивляет мое замечание об x-образных ногах.
Во время нашей беседы с Филиппом из-за скалы вышла женщина. Именно с такими, да, ногами. Увидев, что мы на нее смотрим, помахала нам рукой. Парфений, рассматривая ее, прищурился.
– Вылитая тетушка Клавдия. Что-то их притягивает к этому месту.
Все мы помахали ей в ответ. Иногда мне кажется, что каждый новый век рождает одних и тех же людей. Или очень похожих.
Филипп позвонил по мобильному, и через минуту подъехала его машина. Сев на заднее сидение, он опять помахал – на этот раз нам. Все на удивление много махали в тот вечер. Когда его машина скрылась, мы с Парфением еще какое-то время стояли у автострады. Мимо нас проносились автомобили неведомых марок. К нам подошла женщина, стоявшая у скалы.
– Мы научились отличать грузовые машины от легковых, – сказал ей Парфений, – но почему-то это и стало нашим пределом. Марок выучить не можем.
– Возраст, – ответила женщина. – Такой у вас возраст, что как-то даже неудобно и называть.
Парфений опустил голову, как бы обидевшись. Когда поднял ее вновь, стало видно, что он улыбается.
Сказал:
– Мы чувствуем себя лет на сто двадцать. Не больше.
Глава шестая
Гавриил
Приступаю к записям не без трепета.
Мне, грешному Мелетию, св. Агафон Впередсмотрящий незадолго до своей смерти сказал:
Радуйся, ибо будешь описателем временных лет.
Я поклонился ему земным поклоном. Ответил:
Слава Создателю.
Он же сказал:
Сосредоточься, поскольку перо не дается человеку для праздности.
Я опять поклонился.
Еще раз он призвал меня, лежа на смертном одре:
Блюди, Мелетие, единство мимотекущего времени.
Я обещал, и, хотя не вполне понимал, о чем идет речь, требование мне казалось оправданным.
В день смерти Прокопия Гугнивого назначили мне послушание описывать смену лет и событий. Свое назначение я осмысливал самым тщательным образом. Спрашивал себя, состоялось ли бы оно, не держи я голову Прокопия и не попадись через это на глаза епископу Филарету. Сам себе же и отвечал: состоялось бы, поскольку иначе для чего же наставлял меня Агафон?
По смерти Евстафия регентом при малолетнем Парфении был князь Гавриил, дядя князей Михаила и Евстафия. И хотя с малолетством в привычном понимании возраст Парфения давно не соединялся, все понимали, что малолетство – это всего лишь когда мало лет. Мало же и много суть понятия колеблющиеся. Одному мало сто лет, а другому и года много. Вопрошающим, когда же взойдут на престол обручившиеся, ответом было: во благовремении.
Конец ознакомительного фрагмента.
