нужно – так и действовало человечество ведя Землю к распаду: проблемы других нам не к лицу, – но других красит разрешение трудностей наших. Планета раскололась надвое – и дома, люд и скот, полетели вниз, – чтоб вспорхнуть к Луне, сгорающими заживо. Некто заслужил внимания Силы – и был выброшен за отношения жизни-смерти, – чтоб встретить ужасающее: истинное – безликое, всесущее и непричастное, во отдалении от интерпретаций и отношений, – чёрной розе в груди обедневшей любовью.
Некто жил в роскошном викторианском доме – с двумя детьми, камердинером Виктором (мастером какао) и женой-азиаткой (гейшей стажа многолетнего и тяготением к какао Виктора) и писал классику века своего, – но что-то произошло тем утром: какао был безвкусен – а молнии-нити оплетали пространство. Некто встретил видение, озарение, одержимость, – что-то вспыхнуло и отключило того; дети встретили этажом ниже, супруга соблазняла на третьего, – предчувствие вывело из дому: Земля раскололась – и горящие живьём, выпархивали из расселины. Тяготение повело вверх – выше, громче, сильнее, – и Бум: Ничто – лимфы пульсируют по нитям электрическим, – Некто притронулся к одной – и выпорхнул в мир выбранный: вовне.
Голос в голове поприветствовал Некто – пора приключений, раз голос звучит в голове, – так началась одиссея к иллюзии, горькая одиссея, концу которой не встретить и сквозь покровы смерти, – но бесценная во каждом во мгновении, – так миг смертного равен жизни бессмертного – если лишить слова подпорок однозначности и привнести во губку-пласт восприятия чувственного. Некто подружился с голосом в голове – и выудил имя того. Двое – мы – шагнули в пасть тоннеля пустоты, единые в незнании.
Мир перерождался. Высшее избрало нас. Не всему нужны причины.
Листья, Дождь и Снег, – сметаются в одно. Дыши Бесконечностью. Глубже – будто впервой – и напоследок…
Глава Двадцать Четвертая
Откровения обрушились на голову Некто – мир привычный, отказывался возвращаться, – и представал проделкой иллюзорного, песчинки в пустыне и определённого в неисчислимом. Некто осознавал черту пагубную: пробираться в неизвестное и зацепляться за ближайшее к иллюзорному, – и не важно, где встретил ту и к чему приведёт. Некто сходил с ума – перешагивал на путь истинный, мановением мысли.
Что-то открывается – когда замечаем безвкусицу мирского – когда отрекаемся от обыденного и, котом, забираемся на окно – и домогаемся местности в раме оконной, – полагаемся на науку отсутствия перспектив и прочего – ведущего об руку но уводящего в бесконечность. Некто шёл безучастно – наблюдал инициацию знаков: круг зодиакальный влит в колесо сансары – и пучки света пробиваются сквозь то и уносят по одному, золотистому или серебряному, бронзовому или древесному, знаку – от Козерога до Стрельца, – и Тринадцатого. Голос повёл далее – и безумием становится ум – в мире отрекшихся от узд ума: брака, соцстраховки, льготных проституток, безлимитного какао и любви втридорога.
