с этим сами разбирайтесь! На то вы и проводники, чтоб за порядком в вагоне следить!
– Это что же получатся, – надувается Егорыч, – всякая шваль будет ссать прямо в купе, а ему ничего за это не будет?
– Штраф выпишем, привлечем к административке, на работу сообщим! – заученно перечисляет полицейский.
– И это все? А убирать кто станет?
– А вот ты и станешь! – неожиданно для всех повышает голос младший лейтенант. – Ты куда смотрел, когда он пиво это хлестал без разбора?
– Так пиво разрешено. Его вот даже из вагон-ресторана по вагонам развозят.
– Ну, вот им и скажи, хе-хе, – ухмыляется офицер полиции, – чтоб пришли и убрали, раз продают!
– «Охоту» в вагоне-ресторане не продают. Эта тварь его с собой принесла.
– Тем более нужно смотреть, кого в вагон пускаете! Что он у вас с бухлом-то лезет?
– Так он сам железнодорожник, помощник машиниста. Ему в сумку заглядывать? На каком основании?
– Егорыч, Николаич, вы меня до греха не доводите! Я при исполнении! – вдруг заводится Сережа. – А то еще и рапорт подам на вас!
– Какой-такой рапорт?
– Обыкновенный! Напишу, что это вы продали из-под полы этому обоссанцу спиртное с целью незаконного обогащения.
– Мы?
– Вы! Знаю я вас, проводников, любите втридорога перепродавать.
– Как тебе не стыдно, Сережа, – принимается стыдить его Егорыч. – Мы же уже два года знакомы, и хоть раз ты о нас что-то дрянное слышал?
– Два года не слышал, а вот теперь увидал!
– Что увидал-то? Это мы ему разве пиво продавали?
– Эй, граждане! Товарищи! Господа! – подаю я голос с верхней полки.
– Что вам, товарищ? – смотрит в мою сторону полицейский. – Чего вы кричите, чего мешаете следственным действиям?
– Хочу выйти из купе. Скоро моя станция.
– Так и идите себе на здоровье. Вас никто не задерживает… пока! Но, возможно понадобитесь как свидетель…
– Как я пойду, если внизу, простите, лужа? Вы уже полчаса ссоритесь, а она нисколько не уменьшилась за это время. Как мне пройти в коридор?
– Егорыч, а пассажир прав, – тоскливо отзывается Николаич. – Как он по луже пойдет?
– Во-во, летать не умею. Так что с полом?
– А что ты на меня так уставился, Егорыч? Кажись, твоя смена – тебе и флаг в руки, вернее, тряпку!
Через десять минут я осторожно спускаюсь на свежевымытый пол, обуваюсь и, подхватив багаж, иду к выходу. Дежурившая у купе троица как-то недобро смотрит мне вслед.
Я разглядываю через наполовину распахнутое окно приближающийся населенный пункт. Вот вдоль рассыпавшегося на множество запасных путей железнодорожного полотна мелькнули грязно-желтые ветхие хрущевки. Вот показались чахлые привокзальные деревца и когда-то считавшийся белым станционный забор. Проезжающие мимо автомобили носят
