со страшной, мучительной смертью. С болезнью, сжиравшей людей за несколько дней. Змеев зеленая гниль по какой-то причине щадила, а их целительная магия не могла помочь умирающим, лишь немного облегчала муки.
И вот тогда появились змееловы – на волне ужаса перед смертью, на волне зависти к тем, кому не грозила болезнь. Они обвинили во всем Долгую Змею и ее детей, и семена эти упали в благодатную почву, щедро удобренную смрадными трупами жертв мора. И заживо гниющий мир щедро умылся кровью.
В связи с этим закрытые порталы оказались даже благом. Пожелай кто-то захватить нас, и противиться было бы некому, а вот люди, готовые предать родину ради шанса на безопасность в другом мире, нашлись бы в изобилии. Открыли бы, впустили, да еще и помогли.
Сейчас, с высоты прожитых лет и через призму полученных знаний, я воспринимала подростковые воспоминания о том перевороте совершенно иначе. Тогда было просто страшно, и змееловы, с их хорошими речами и добротой к человеческим детям, казались посланниками Спасителя, поэтому в орден я вступила не раздумывая. А теперь – с трудом верила, что Великий Змеелов не приложил руку к тому мору. Нет, это было бы слишком даже для старого коршуна, и на допросе он пел о другом, но все же… Все же поверить в подобное куда проще, чем в совпадение и тот бред, который нес старик.
Но если вдруг вскроется причастность ордена к эпидемии и открытие это станет достоянием общественности, мне останется забиться в какую-нибудь глухую нору и молить богов о легкой смерти. Потому что гражданскую войну рядовым змееловам еще могут простить, а вот если они приложили руку к мору…
Из размышлений меня вырвал бой вокзальных часов, провозгласивших полночь, и почти сразу после них глас с потолка объявил о начале посадки на мой рейс.
В просторной двухместной каюте предстояло провести чуть больше полутора суток. Неприятный серо-зеленый цвет шершавых, чуть теплых и как будто постоянно влажных на ощупь стен в первом классе закрывали плотные гобеленовые драпировки – ненавязчиво-однотонные, темно-золотистые. Две широкие койки через проход, занятый полированным деревянным столом теплого, красновато-коричневого оттенка, наверху – две багажных полки и белая полусфера светильника в середине потолка.
Я подняла край клетчатого пледа, застилавшего мою койку, с удовольствием оценила хрустящую белизну чистого белья. Заметила висящий сбоку от двери большой пушистый халат.
Прекрасные маленькие радости жизни. Неприхотливая в быту, путешествовать я в последние годы предпочитала с комфортом, довольно уже натирать мозоли седлами. Это в молодости можно было себе позволить, а сейчас я предпочитала никуда не спешить, а если спешить – то только телепортом. Не говоря уже о том, что в комфортабельной каюте гораздо удобнее знакомиться с бумагами.
Вспомнив про них, я достала из чемодана папку и приподнялась на носочках, чтобы затолкать его на верхнюю полку.
– Ух,
