наглые, самоуверенные, явно слушающие только себя. Определенно, дорогая, во что-то ты вляпалась», – ехидно заметила интуиция. К тому же где-то она их видела, определенно видела, и не при самых благоприятных обстоятельствах.
– Что вас сюда привело так поздно? Лей, тебе не кажется, что время не слишком подходящее? Что на тебя нашло? – Дейирин все еще старалась говорить спокойно, не обращая внимания на хозяйские взгляды придурков с одной извилиной в голове и обращаясь только к Олейне.
– А что, байстрючье отродье, мы для тебя уже недостаточно хороши, чтобы заговорить? – Голос одного из них был неожиданно низкий, негромкий, но полный такой ненависти, что в первое мгновение Дейирин просто растерялась.
– Оскорблять хозяина дома – на это нужно много смелости, впрочем, сие слово, я вижу, вам не знакомо, – заговорила она медленно и осторожно, словно боязливо, опуская руку под плащ.
– Что с ней церемониться, Дижи! Хозяин давно уж приказал доставить ее к нему. Проведет пару деньков с нами, сразу гонора поубавится. Хороша… – Дальнейшие эпитеты ради своего душевного здоровья Дейи предпочла пропустить мимо ушей.
Судя по всему, извилина у них в голове действительно одна. На двоих.
Вот только эта реплика подействовала не хуже удара под дых. Разум, на мгновение затуманенный паникой, прояснился, обретая холодную четкость. «Как ты хочешь стать воином, если ведешь себя словно безмозглая курица? Так-то ты достойно отвечаешь за оскорбление памяти отца и матери?»
Склоненная в страхе голова. Румянец на щеках – то ли гнева, то ли смущения. Спасибо, Олейна, за науку. Вот ее любимое выражение лица: ухватиться свободной рукой за кончик косы, сверкнуть полными слез и страха глазами… Легко изобразить, когда просто давишь эти чувства в себе, даже придумывать не надо. Любая ошибка будет так дорого стоить!
«Гнев убивает, дочь, как и страх. Всегда оставляй голову ясной. Помни, даже в самой безнадежной ситуации нужно бороться. Все закончится только тогда, когда ты сдашься, но тогда это будешь уже не ты»… – И озаренные каким-то внутренним светом и силой янтарные глаза матери.
Прочь, горечь от предательства, обида, гнев и страх! Она выживет. Потому что ее есть, кому ждать, ей есть, ради чего жить.
– Лейни, да что же они говорят? Зачем привела ко мне таких хамов? – тихо и жалобно.
Как хорошо, что не желая напугать подругу, она никогда не раскрывалась перед ней полностью, не показывала свою натуру, не рассказывала о своих мечтах и желаниях, разве что вскользь. Но, видимо, и этого оказалось достаточно. Хорошенькое круглое личико с первыми следами полноты исказилось в некрасивой гримасе.
– Ты язык свой придержи, дура! Я тебе не «Лейни», а будущая луноликая госпожа! И господин мой Кермет из тебя, шлюхи да предательницы, выбьет весь гонор! За счастье будешь считать приблизиться к нему!
Она срывается на визг, брызжа слюной так, что Дейи невольно пятится прочь,
