с заделом вперед, на долгие времена, он намерен уничтожить Польшу как государство, и лишь лицемерно тянет время. Я и сам хочу надеяться, и сам же смеюсь над собой, понимая как это напрасно, как привыкли мы, будто за последний уступ перед бездной, цепляться за надежду и иллюзии.
– Ты хочешь сказать – она пристально смотрит ему в глаза и произносит отрывисто, запинаясь, что по улицам Кракова… что… по улицам Кракова могут пройти немецкие солдаты?..
– Да, черт побери, Магдалена, да! – он отстраняется от нее и подходит к окну… Да – снова произносит, стараясь говорить мягко и сгладить грубость, но все же не выдерживая, продолжает с натиском, словно самого себя стремясь лицом к лицу, безжалостно поставить перед тем, что наиболее пугает в мыслях – и по улицам Кракова, и по варшавским проспектам! И не только могут, но и пройдут, и произнося сейчас это, я сам прихожу в ужас и не желаю себе верить! Родная, я верю, что мы сильная страна… Польша велика, и всё это кажется чуть ли не предательскими страхами, но они хотят сломить и растоптать нас, и мы не устоим перед ними – последние слова как-то тоскливо, со скрипом замирают у него на губах… Они только начинают… владеющие ими иллюзии вырвались на волю, начали свое дьявольское шествие… то безумие, которым их разогревали все последние годы, наконец-то пустилось в предчувствованную пляску… стадо свиней понеслось к пропасти, и вытопчет на своем пути всё, попадающееся под ноги… они будут и в Кракове, и в Варшаве, Магда – он тоскливо и устало поднимает на ее глаза, – я хочу верить в иное, и мне противно от себя и своих «пророчеств», но я уверен в этом. И я боюсь, это будет в самое ближайшее время.
– Войцех, ты не обидишься, если я сейчас пойду к своим родителям и пробуду с ними до вечера?.. Я не знаю – может быть и останусь сегодня ночью у них… Они наверное очень тревожатся из-за всего этого, звонили наверняка уже домой, а меня не было.
Да, моя родная – он обнимает ее и целует в глаза – конечно. Передай пани Марии и пану Юзефу привет. И оставайся если надо, хотя я конечно буду ждать тебя до самой глубокой ночи… всё равно легко не уснуть сегодня… ты им всё скажешь? – улыбается Войцех.
– Не сегодня, Войцех! – она хитро смеется. – всему свое время… хотя они конечно будут счастливы, что я нашла тебя.
– Их не смутит, что я уже стар и начинаю седеть, а скоро вообще начну сыпаться, хромать и носить очки, как самый настоящий профессор, оставивший себе на пенсии почетные лекции? – он продолжает улыбаться.
– Ты стар? – она заливисто смеется – ах ты мое родное чучело, мой медведь, мой любимый! Ты стар?! Лицемер, вспомни, что ты вытворял еще несколько часов назад! – заканчивает она, дает ему кулачком под грудь, быстро целует и выходит.
Как странна судьба… Они познакомились скоро уже как год… В минувшее Рождество он был в Варшаве, и друзья затащили его в особняк на улице
