деревня к селу – к Леванидову Кресту на Чёрной Грязи…
– Вольные? – хмыкнул Язычник. – А милости мои позабыли?
Бранясь, налётчики оттеснили селян и заколотили в последнюю дверь.
– Не отворю-у-у! – завыли изнутри.
– Вытащите его, – сухо бросил Язычник.
– У-у-у! У-у-у! – тот, кто закрылся в доме, загораживал изнутри окно лавкой или столешницей.
Загремело битое стекло, налётчики выбили окна. Изнутри завыли ещё страшнее. Поднажали плечами – дверной косяк затрещал и стал проламываться внутрь.
– Не зорите его, – взмолился какой-то дед. – Блажной он, не соображает. А я, я – староста тутошний.
– Ах, вот ты где. Нашёлся, – Язычник обернулся к нему. – Оставьте блажного! – крикнул своим. Те отступили. – Ну, как же теперь быть? – вопрошал Язычник. – Я вас берегу, от чужих защищаю… Ах вы, неблагодарные. Дед! Чем полюдье платить будешь? Вот, говорят, что у тебя денег куры не клюют.
Старик оглянулся на деревеньку, вздохнул сокрушенно и закивал головой с готовностью:
– Правду, правду сказали. Ой, не клюют. Были бы денежки, курей бы ими кормили. А так не клюют, паскудные, хоть зарежься.
Язычник гоготнул, повеселев, молодчики тоже захохотали. Шутка удалась.
– Ой, дед, уморил. Ой, осмелели вы, – голос у Язычника подобрел, молодцы его поостыли.
Селяне переглядывались, не пронесло ли? И то сказать: что взять с деревеньки в восемь двориков стольким – аж сорока! – добрым воинам. Шерсти клок да муки комок? Селянам полегчало. Вон, уже и солнышко поласковее светит, денёк, видать, знойкий будет.
В овражек, что за деревней, солнце не попадало. Внизу прятались ото всех всадники – пацаны, семнадцать человек. Зверёныш привёл их ночевать, селяне пустили ватажников на сеновалы. Но на заре их вожачок забеспокоился. Проснулся: чуткое ухо уловило то ли топот, то ли голоса – близкая река разносила шум. Он перебудил парней. По одному, стараясь не шуметь, они свели в овраг за деревню коней. Затаились.
– Кто они? – губами, а не голосом спрашивал Зверёныш. – Сколько? Если вооружены, то чем?
По одному выглядывали его ватажники. Что примечали, докладывали. Зверёныш и сам поднимался взглянуть на Язычника.
– Луки и стрелы, – соображал он. – Саадаки, тулицы, колчаны. У поясов булавы или палицы, – шептал Зверёныш. – Человек сорок, а у вожака серебряная стрела на шлеме. Удача, пацаны, удача! Так только Вольгу-лучника описывают.
Всадники поднялись из оврага. Подвое поехали к деревеньке.
– Ярец, Вольгу величать надо, – напоминал Зверёныш. – Всеславным величай его или Вещим – как язык повернётся.
Язычниковы люди и не встревожились, только оглянулись на пацанов, конных, почти безоружных – так, кистени, нагайки да пара сабелек. Один Язычник поднял голову:
– Эй, дед, это еще кто? – из-под шлема он разглядывал Зверёныша,
