весьма прискорбно, что палача с ними не будет, – промолвила я, передернувшись от страха, когда представила себе, как меня будут колоть раз за разом. – Мы бы легко выдержали это испытание. По крайней мере я, – ехидно прибавила я. – По-моему, если они уколют тебя, то вместо крови польется ледяная водица.
– Не знаю, не знаю, – протянула Гейлис, которая не отреагировала на подначку. – Говорят, у палачей есть специальные иглы: если их прижать к коже, они складываются.
– Но зачем? В чем смысл таким образом облыжно обвинять кого-то в колдовстве?
Солнце шло к закату, но его дневного света все еще хватало, чтобы наша нора освещалась его тусклыми лучами. Изящные черты Гейлис отчетливо свидетельствовали, что она соболезнует моей наивности.
– Ты что, так и не догадалась? – спросила она. – Они стремятся нас убить. Совершенно все равно, какие нам предъявят обвинения, нет разницы, и какие выдвинут доказательства. Нас отправят на костер так или иначе.
Ночью меня слишком потрясли атака толпы и кошмарные условия заключения; все, на что меня хватило, это прижаться к Гейлис и ждать рассвета. Но вместе с новым днем я ощутила возрождение остатков самообладания.
– Но почему, Гейлис? – задыхаясь от волнения, спросила я. – Ты знаешь почему?
В яме было нечем дышать от густого смрада, запахов гнили, грязи и сырости, и мне чудилось, что глухие земляные стены могут погрести меня под собой, будто небрежно вырытая могила.
Гейлис пожала плечами, что я скорее почувствовала, чем увидела. Закатный луч, двигавшийся по стене, освещал теперь самый верхний край ямы, а мы погрузились во тьму.
– Если тебе от этого станет легче, – холодно сказала Гейлис, – то вряд ли целью толпы была ты. Это битва между мной и Колумом. Тебе просто не повезло: ты очутилась рядом, когда они пришли меня схватить. Если бы ты осталась в замке, то, скорее всего, была бы в безопасности. Все равно, англичанка ты или нет.
Внезапно слово «англичанка», употребленное в обычном пренебрежительном значении, вызвало у меня сильнейшую тоску по тому, кто звал меня так нежно. Я обхватила себя руками, чтобы укрепить дух и не позволить страху одиночества одержать верх.
– Зачем ты ко мне явилась? – спросила Гейлис.
– Я думала, что ты меня позвала. Одна девушка в замке передала, как она сообщила, твою просьбу.
– А-а, – понимающе сказала Гейлис. – Лаогера, верно?
Я уселась на землю и, преодолев омерзение, вызванное грязной липкой поверхностью, оперлась спиной на стенку ямы. Уловив движение, Гейлис подобралась ко мне. Не важно, кем мы были – подругами или врагами, – мы стали в тот момент единственным источником тепла для каждой и прижимались друг к дружке против собственной воли.
– Откуда ты знаешь, что это была Лаогера? – стуча зубами от холода, спросила я.
– Да ведь она и сунула тебе под подушку тот букет, – заявила Гейлис. – Я же сразу тебе сказала, как девушки в замке восприняли
