то оказался бы там же. Мария, жена брата, с двумя маленькими детьми осталась дома. Она, женщина очень симпатичная, все время уродовала свое лицо, рисуя коросты, чтобы походить на больную оспой, и немцы ее сторонились.
Вскоре после массовой насильной отправки жителей деревни в Германию, фашистские оккупанты согнали оставшихся людей из трех деревень в одну: переселили Бояры и Горяны в Сепищево. Мы не знали, что с нами хотят сделать немцы. Мы уже слышали о многих сожженных деревнях, и, конечно, о Хатыни. Поэтому боялись, что с нами хотят сделать еще одну Хатынь.
Немцы предприняли попытку очистить лес от партизан, и недалеко от деревни Сепищево произошел большой бой, в ходе которого немецкая часть была полностью разбита. Может быть это и спасло жителей трех деревень от уничтожения фашистами.
Жили мы в Сепищево в тесноте – три семьи в одном доме. Продовольствия и скота у нас не было, жили впроголодь. Трудно сказать, как мы выжили в эту зиму.
Карта местности 1939 года
Часто с моим другом Виктором мы ходили в свою пустующую деревню в поисках пропитания. Во время войны, чтобы немцы не отобрали, хранили овощи – картошку, бурак (свеклу), морковь, репу в земляных ямах, вырытых в огороде на разной глубине: для осени более мелкие, для зимы – глубокие, чтобы не промерзали. Там прятали также и зерно. На дно ям укладывали сено, сверху ямы закрывали досками и засыпали землей. Только хозяин ориентировочно знал, где находится его овощехранилище. Определяли точное место с помощью шомпола, который втыкали в землю, нащупывая твердые доски, покрывавшие яму. Из таких тайников мы и добывали продукты.
Как-то раз зимой мы с Виктором пошли на лыжах в деревню. Был сильный туман, а когда он рассеялся, нас заметил немецкий патруль, и они стали стрелять. Мы в это время были возле какого-то погреба. Виктор стал торопить меня, чтобы я скорее одел лыжи. А когда возле меня просвистела трассирующая пуля, оставляющая за собой красный след, и воткнувшись в бревно, продолжала шипеть и гореть, я понял, что стреляют по мне. До сих пор не пойму, откуда появился Фронка Очковский, отец Виктора, проезжавший по деревне на санях, в которые мы и прыгнули. У Фронки был «аусвайс» – пропуск, позволявший ему передвигаться по нашей местности – (очевидно потому, что его старший сын служил полицаем). Он сказал немцам, что мы с ним вместе, его дети, и нас не задержали.
Зима 1943-1944 года была самой голодной и тяжелой в моей жизни. Отовсюду приносили известия о жестоких расправах фашистов с мирным населением. Сжигание населенных пунктов немцы продолжали. В этом участвовали не только наземные силы, но и авиация. Похоже было на то, что фашисты поставили себе задачу сжечь все села и деревни Белоруссии. Поразительно, что население не только не растерялось, но даже духом не падало. Жители сел и деревень опасались того, что немцы уничтожат урожай, который получился в том году очень хороший. Многие пожилые люди говорили, что не помнят, чтобы так, как в том году, уродились еще когда-либо хлеба. Из зерна, которое нам удавалось приносить, варили похлебку,
