й герой должен вызывать большее сопереживание читателя, чем персонажи, которых почему-то принято считать второстепенными. Ведь может же так статься, что главного героя попросту скрывают могучие плечи этих самых второстепенных персонажей?
«Как же это так?! – возмутитесь вы. – Так ведь не принято!»
«А вот, надо же, – представьте себе!» – воскликну я и разведу руками.
ПРОЛОГ
В темном пустынном зале, за столом на высоком стуле со странной резьбой на спинке, поджав под себя ноги, сидел мальчик. Маленький, лет шести. Глядя на него, могло показаться, что ему, должно быть, очень неудобно сидеть вот так, скрючившись, склонившись над плоской матовой поверхностью.
Но он не обращал внимания на неудобство. Он был увлечен игрой. Перед ним на столе были рассыпаны разноцветные камешки: красный, синий, зеленый, желтый и белый. Камешки были непростые: они вроде бы даже светились изнутри.
Но дело было не только в этом чарующем свете. Камни имели удивительное свойство притягивать к себе. Они завораживали, делая игру с ними захватывающей и осмысленной.
Мальчик брал камень, подбрасывал его, ловил, снова клал со стуком на поверхность стола. Внимательно осматривал. Снова брал, смотрел на него, перекатывая между пальцами, и тихо приговаривал:
Взял я камень-самоцвет,
И сказал ему: «Привет!»…
Если камень кто возьмет —
Сразу камень оживет…
Казалось, это занятие никогда ему не надоест. Как и эта считалочка, с помощь которой он выбирал новый камень – и снова совершал с ним какие-то, казалось, бессмысленные пассы.
Камень твердый, как алмаз,
Смотрит, будто чей-то глаз.
Ты дружи с ним, не шутя —
Знает все он про тебя.
Наверное, мальчика следовало остановить. Прервать эту странную игру. Мало ли на свете других, более веселых, игр?
Ты про камешки забудь,
Ты отправь их в долгий путь.
Все равно назад придут —
Угадай: что принесут?
Но кто мог знать о том, что камни эти – не просто камни, а считалочка – не просто считалочка?
Конечно, можно было бы догадаться, что считалочка эта непроста – она отсчитывает время. Но до чего можно отсчитывать время, если не до взрыва.
И тогда нужно было бы ответить еще на один вопрос: что же тогда – бомба?
К этой вылазке Костя готовился, как к самому важному делу своей жизни. Готовился основательно, тщательно просчитывая возможные варианты развития событий, серьезно продумывая каждую вещь, которую стоило взять с собой, или же, напротив – без чего можно было бы обойтись. Все вещи должны были поместиться в небольшом крепком рюкзаке, удобно и плотно вливающимся в изгиб спины – мало ли, может, ему придется улепетывать со всех ног от неизвестной пока опасности.
Одевался он так же продуманно и максимально удобно. Неяркая куртка, легко превращающаяся в жилет со множеством карманов, крепкие камуфляжные штаны, легкие и прочные ботинки.
Два ножа – мощный и страшный охотничий и маленькое швейцарское чудо с кучей лезвий – мечта малолетнего хулигана.
Фляга воды и таблетки для обеззараживания – если придется пить грязную воду из незнакомых источников.
Армейский сухпаек на пару дней – больше тащить на себе нельзя.
Маленькая, но внушительная по эффективности аптечка.
Моток крепкой веревки.
Маленький сотовый телефон и универсальная радиостанция – самые сомнительные по эффективности вещи в его предприятии.
Ну а еще пару килограммов веса его груза занимали специальные приспособления, наличие которых опытному сотруднику «органов» сразу бы сказало многое об их владельце.
Костя был профессиональным вором.
И вором на редкость удачливым: ведь ему удалось так до сих пор и не побывать за решеткой. Надо сказать, Костя к этому и не стремился. Он не был любителем уголовной романтики или убежденным сторонником преступного образа жизни. Более того – все это было ему чуждо.
Он был просто мастером своего «дела». Специалистом, который по странному стечению судьбы нежданно-негаданно попал на эту скользкую дорожку.
И то, что он шел сейчас на совершенно безнадежное и, возможно, смертельно опасное дело, он объяснял себе только так: «дело» это последнее в его воровской карьере. Такое дело, которое обещает возможность порвать с прежними связями и начать совершенно новую жизнь.
Но здесь он, все-таки, врал самому себе: ни за
