убрался из Константинополя с облегчением.
В Порт-Саид пароход прибыл, когда пассажиры спали. В два часа ночи Лыков проснулся оттого, что в каюте были посторонние. Чье-то сопение и топот ног… Он торопливо зажег фитиль в лампе. Два грязных египтянина в бурнусах бросились к нему, что-то крича на ломаном английском. Сыщик сжал кулаки, но быстро выяснилось, что это не нападение, а торговая операция. Египтяне предлагали купить у них фотографии сфинксов, пирамид и прочей дребедени, любимой туристами. Тут наконец проснулся Таубе. Он молча взял торговцев за ворот и выбросил в коридор. Задвинул засов и снова улегся. Не тут-то было! Через минуту дверь стала трястись, словно каюту брали штурмом. Лыков разозлился. Что за беспардонность? Он распахнул дверь. Три новых комиссионера чуть не сбили его с ног, протягивая толстые пачки тех же фотографий. Удар! другой! Египтяне кубарем покатились по коридору. Из соседних кают выскочили на крики их соотечественники. Алексей показал кулак на обе стороны и закрылся. Больше их не беспокоили.
Проснувшись утром, надворный советник увидел в иллюминаторе серую полоску земли. Она ползла совсем близко, как будто «Петербург» плыл по Клязьме. Канал! Лыков стал торопливо одеваться. Таубе уже брился, поглядывая в окно с брезгливой гримасой.
– Айда быстрее!
– Чего я там не видел?
– Ты что?! Это же Суэцкий канал, великое детище человеческой мысли!
– Запомни, Леха: отсюда и до Адена – самое отвратительное место на земле. Верблюды, комары и неслыханная жара.
– Да ну тебя!
Лыков вышел на палубу и уже через полчаса понял, что его опытный друг прав. Сначала было интересно наблюдать за судами, как они медленно-медленно ползут в обе стороны. Ширина зеркала канала – всего тридцать саженей. Встречные корабли расходились впритирку, едва не чиркая бортами. Суэцкий канал не принимал посудины с осадкой, превышающей пять саженей[19]; лишь поэтому движение было возможно в обе стороны.
Справа, где Аравийская пустыня, виднелась железная дорога. По ней катил одинокий поезд, казавшийся издали игрушечным. Слева раскинулась угрюмая пустыня Эт-Тих, совершенно ничем не примечательная. Бурая вода «великого детища» издавала неприятный гнилостный запах. Очень скоро взору сыщика наскучили однообразные пейзажи. Тут появился Таубе, как всегда, элегантный. Первое, что он сделал, – это рассмотрел соседние пароходы. И сразу обратил внимание друга на то, как много вокруг германских судов.
– Гляди! Они начинают осваиваться в мировом океане. Припозднились и теперь восполняют упущенное нахрапом. Немецких вымпелов все больше и больше. Англичанам это сильно не нравится.
– А нам?
– Нам с ними детей не крестить. И океан не делить. Разве что в Персии схлестнемся.
– Но везут же купцы товар в Персию даже на нашем пароходе! Так что покуда мы не проигрываем.
В 1889 году максимальная осадка судов, проходящих там, составляла 9,75 метра.
