губ подобна была вкусу треснувшего от спелости плода персика… И они вновь «грешили».
До какого «греха» они долюбились бы, то знал один Бог. Но он решил, что хватит и тех счастливых мгновений и… разлучил их под благовидным предлогом.
Почтальон привёз из райцентра повестку Виктору явиться в военкомат. Там ему объявили, что отсрочка от службы в Вооружённых Силах СССР с него снимается, и он обязан явиться через трое суток в военкомат для отправки к месту службы – на Тихий океан.
Дни перед отъездом пролетели, как сон. За свои двадцать два года он не видел столько слёз матери и… Машеньки. У каждой слёзы были свои.
В последнюю ночь, выйдя за ограду, остановился и окинул взглядом всю равнину степи, озарённую ласковым, мягким светом, тонувшую в серебряной мгле безмятежной ночи. Лягушки в речке были в ударе и их концерт заполнял пространство, а в вешняке заливались соловьи, рассыпая мелодичные трели своей песни, той песни, что гонит раздумье, пробуждает мечтания и как будто создана для поцелуев, для всех соблазнов лунного света.
Вдалеке, по берегу речки, тянулась извилистая линия кущей ив. Лёгкая дымка, пронизанная лучами луны, словно серебристый белый пар, клубилась над водой и окутывала все излучины русла воздушной пеленой из прозрачных хлопьев. Виктор присел на отживший свой век ствол ивы у самой реки. Его душу переполняло неодолимое, все возраставшее умиление.
– Ты думал, что я не найду тебя! – плеснулся ласковый голос Машеньки в душу Виктора. Она, с зарёванными глазами, села рядышком и склонила голову к нему на грудь. Так они сидели некоторое время молча, а затем она спросила:
– Витенька, зачем бог создал всё это? Если ночь предназначена для сна, для покоя и отдыха, зачем же она прекраснее дня, нежнее утренних зорь и вечерних сумерек? И зачем сияет в неторопливом своём шествии эта пленительная луна, более загадочная, чем солнце, такая тихая, таинственная, будто ей указано Богом озарять то, что слишком сокровенно и тонко для дневного света? Почему и зачем луна делает прозрачной мрак?
Виктор прижал любимую к себе, стал целовать её щёки, глаза, пальчики рук. Ему хотелось заплакать. Он не мог говорить, а она продолжала:
– Витенька, любимый мой. Скажи мне зачем соловьи не отдыхают ночью, как другие, а поют в трепетной мгле? Зачем эта тревога в сердце, это волнение в душе, эта томная нега в теле? Зачем раскинуто вокруг столько волшебной красоты, которую люди не видят, потому что они спят в постелях? Для кого и чего сотворён этот чудный мир, эта поэзия, исходящая с небес?
– Для тебя, Машенька…, любимая, для тебя, – целуя, шепчут губы Виктора.
А через месяц Виктор, уже матрос подводного корабля, получил, записанное на мягком диске, письмо от Машеньки, в котором она писала и пела:
– Витенька, любимый, «Помню, как в сказке я, звёздочки ясные, встречи, что сердце влекут, слово прощальное, голос твой ласковый помню, забыть не могу…»
…Что мог ответить Виктор?
Прошло не мало времени, прежде чем
