Именно это мерзкое стремление наносить вред и крушить всё вокруг придало смелости и привело меня в одну из многих неблагоприятных группировок Энглвуда.
Моя новая жизнь состояла из постоянных тусовок с членами банды, во время которых мы шатались по улицам, пугая людей, обворовывали их, разбивали витрины киосков и магазинов, автобусные остановки и стёкла чужих машин, занимались вандализмом и другими бессмысленными разрушениями.
Мама, если и была в курсе о моей новой компании и варварских деяниях, то виду не подавала. Ни одного, чёрт побери, упрёка или воспитательного слова не сорвалось с её уст. Ничего не изменилось. И её неподдельное равнодушие вызывало во мне ещё более мощную вспышку ярости.
В общем, моя жизнь превратилась в замкнутый круг из злости, боли и непонимания, с каждым днём прогрессивно увеличивающийся в размерах, который, в конце концов, вредил лишь мне одной.
Даже мой вечный спаситель Остин, которому я в то время неслабо потрепала нервы и ввязала в огромное количество стычек с бандой, не мог достучаться до меня и уберечь от проблем.
Однажды, во время очередного разгрома магазина, по невнимательности мне не удалось сбежать от оперативно прибывших полицейских. Не церемонясь и не сдерживая грубой силы, меня схватили и затолкали в машину, и ни один член банды, с которыми я совершала преступление, не попытался помочь. Они просто сбежали, спасая свои шкуры. Каждый был сам за себя.
Помню, как поразилась, когда увидела маму в полицейском участке. Она всё-таки пришла за мной, хотя, честно говоря, я и не надеялась.
И видимо тот факт, что ей пришлось потратить последние сбережения за мой выкуп из полиции и на оплату штрафа за причинённый урон владельцу магазина, послужил тому, что её наконец прорвало.
Мама рассвирепела – это был длительный, полный злости и негатива монолог, во время которого её холодные синие глаза метали молнии; крылышки ноздрей активно расширялись, словно у огнедышащего дракона; из ушей точно пар дымился, а лицо покрывалось неравномерными бордовыми пятнами. Незабываемое зрелище!
Я смотрела, слушала и еле сдерживала проступающую на губах улыбку, словно на меня вовсе не изливался разгневанный поток лавы. Моё внезапное удовлетворение было глупым и неуместным, но маленькая любящая дочь, живущая на самом дне моей обиженной на весь мир души, втайне ликовала – ей наконец удалось обратить внимание мамы, заставить высказаться, вывести на долгожданные эмоции, пусть и столь отрицательные. Всё лучше, чем постоянно убивающее меня равнодушие.
Но улыбка исчезла с лица так же быстро, как и появилась.
Вернувшись из полицейского участка в нашу сырую, неуютную квартиру, мама раздражённо сбросила сумку прямо на пол и, не теряя ни секунды, направилась в кухню, где её уже ждала очередная бутылка вина.
Я неотрывно следила, как она наполняет бокал красной жидкостью до самых краёв и, осушив залпом, поднимает усталый взгляд на меня и еле слышно произносит:
