масса людей, танки, самоходные установки, конные упряжки с легкими «сорокапятками». Солнце зашло за облака, дул встречный ветер.
Брезент на самоходки не натягивали, Ивнев чувствовал себя под ним как в мышеловке. Ну а с него брали пример подчиненные. Перемахнули замерзшую речку. Лед ломался, из-под гусениц выплескивалась вода. Миновали вмерзший в лед грузовик ЗИС-5 с распахнутыми дверцами. Видимо, завяз здесь в распутницу, а немцы добивать его не стали – будущий трофей.
Немного подальше, на склоне, проехали мимо подбитых танков. Пара легких Т-70 сгорели до основания. «Тридцатьчетверка» со свернутой башней закоптилась, торчали открытые люки. Рядом двое из экипажа с заиндевевшими угольными лицами.
Десант притих, провожая взглядами мертвых. Кто-то вздохнул:
– Не сладко ребятам пришлось.
Затем примолкли. Рядами, кучами и поодиночке лежала побитая пехота. Кто помоложе, смотрели оцепенев – страшное, безобразное лицо у смерти.
Лежали скрюченные болью и морозом тела в лужах замерзшей крови. Кто-то с оторванными руками, ногами (поработали мины), кто-то в излохмаченных пулеметными пробоинами шинелях. Страшно глядеть было на тех, кого давили двадцатитонные «панцеры» – месиво костей, мышц, сплющенные тела.
Бобич проводил взглядом лейтенанта с раздавленной в блин головой и каской. Кубари на петлицах разглядел отчетливо. Специально, сволочи, исковеркали лейтенанта, чтобы и лица не осталось. Не заметили, как правее разгоралась перестрелка. Ухали от леса гаубицы, более звонко отдавались выстрелы «трехдюймовок». Неподалеку взорвался снаряд немецкой полевой пушки. Следом еще и еще.
Все пять самоходок шли зигзагами. Одну встряхнуло на каменистом выступе. Не удержавшись, свалился боец. В разные стороны, звеня, покатились винтовка и каска.
– Стой! Человека потеряли.
Захар Чурюмов остановил «сушку». Бойцы торопили красноармейца, который, подняв винтовку, ковылял за каской.
– Быстрее!
– Чего телишься!
– Так ведь боевое имущество…
– Шапку лучше подбери. Вон там, за камнем. Остановка на десяток секунд, хотя до немецких стволов было еще далеко, едва не обернулась бедой. Снаряд ударил вскользь о крупный камень, отрикошетил и взорвался в воздухе.
– Шевелись, мудак! – заревело десантное отделение, и громче всех лейтенант Чурюмов, командир машины.
Бойца втащили на броню. При этом винтовка снова упала вниз, но подбирать ее никто не собирался. Снаряд «семидесятипятки», пробивающий за километр лобовую броню Т-34, смертельно опасный для легкой самоходки, лязгнул о камень в метре от гусениц.
Разнес его в мелкие брызги. Елозя, прошипел раскаленными боками о снег и врезался в сухой куст краснотала, который сразу задымил, пуская мелкие язычки огня.
– Дурак чертов! – воспитывал бойца сержант, влепив затрещину. – Всех мог погубить!
Не отпуская набирающую ход «сушку»,
