горло открытым, чтобы туда попадал воздух.
– Повезло тебе, кузина. – Айк откладывает пистолет. Опускает колено на усыпанную ракушками землю. – И давно ты так гуляешь? Давай я тебя обним… черт!
Животное принимает вытянутую руку Айка всеми четырьмя и тут же обдирает оба предплечья от локтей до кончиков пальцев. Айк ругается и спихивает тварь на землю. Кошка запрыгивает обратно. Айк спихивает ее на землю опять и быстро хватает, чтобы не успела подняться. Зажав в кулаке скользкий мех, прижимает тварь к ракушкам, замахивается фонарем, как рыбной дубинкой. Но животное больше не дергается. То ли потеряло сознание, то ли эти когтистые приступы ярости его вымотали. Айк тоже перестает злиться, опускает фонарь и принимается осторожно стучать по банке. Стекло наконец трескается, но слизь удерживает осколки на месте. Они расползаются медленно, словно яичная скорлупа с вылупившегося птенца.
Появляется голова, распухшая по форме банки, зубы почти проткнули кожу губ, прижатых к стеклу, к вмятине на макушке прилипли уши. Краем фонаря Айк отлепляет осколки, освобождая сначала рот, потом ноздри. Во время процедуры кошка лежит неподвижно, только хватает воздух. Наконец нижняя часть морды чистая, и Айк выпускает из кулака мех, намереваясь стереть с кошачьих глаз остатки протухшего салатного соуса. Едва почувствовав свободу, тварь снова бросается в атаку на руку Айка, теперь не только когтями, но и зубами.
– Ты склизкая вонючка!
Айк отпихивает кошку. Та перекатывается на четыре лапы и с воем кидается опять. Айк толкает ее, но пока несильно. Кошка взбирается по ноге и метит лапой прямо в лицо. Айк отпихивает ее и снова бросает на землю. Кошка разворачивается, но теперь Айк пускает в дело унту, пиная скользкий мяч так, словно вознамерился забить гол с пятидесяти ярдов. Тварь летит над ракушечными обломками, завихряясь и воя. Достигнув земли, она продолжает движение вокруг баллонов с пропаном, через папоротник, вверх на валуны, к соснам. Злобный камень, который Айк швыряет ей вслед, будит спавшее в кустах трио ворон. Они взмывают спиралью, хрипло ругаясь на кошку за это безобразие. Оставив ворон разбираться с тварью, Айк тяжело прислоняется к поленнице, чтобы перевести дух.
И тут, словно занудный повтор в занудной комедии, он снова слышит крик. Теперь это точно не кошка: крик доносится с противоположной стороны, из-за свалки, тонкий, придушенный и – Айк в этом уверен – женский.
– По-мо-ги-и-и-те.
По голосу похоже на дочку Лупов, Луизу. Айк хмуро вслушивается. Мужская половина Лупов нередко устраивала по ночам шум на этой городской окраине: они ругались и дрались, хрюкая при этом не хуже свиней, которых у себя выращивали, – особенно если добивались перед тем грандиозной победы в кегельном турнире на дорожках папы Лупа в центре города. Но Айк не слыхал сегодня о турнирах – не приходилось ему слышать и подобных воплей от девушки. Она держалась провокационно, но спровоцировать на скандал ее саму было трудно; девица корявая – да, но не крикливая.
– По-мо-ги-и-и-те
