Кузю не только напугала, но даже отчасти ему передалась. Срочно и безотлагательно обсудить бедствие, включить в его переживание еще кого-нибудь, хоть ту же Алиску (а кого еще?)!
И вот Алиса, по обыкновению, несется как оглашенная, грива дыбом, хвост трубой, уши по ветру, синие кукольные глаза выпучены, из-под брючины торчат не вынутые и незамеченные вчерашние колготки, вся – порыв и безрассудство, бардак в головенке зашкаливает… Кузя же сидит на цоколе и посматривает снизу вверх на великого композитора, в свою очередь сидящего со странно поднятыми руками, словно бы дирижирует (сидя?). И внезапно его озаряет странная идея (не Чайковского, а Кузю). «Не зря же я, эстет и стихийный философ, не зря я выбрал это место! В конце концов, что там обсуждать с безумной Алиской?»
– Вот ты хотя бы в курсе, Алиса, от чего умер Петр Ильич Чайковский? – Кузя свысока взглянул на встрепанную подругу и пощипал усишко.
– Какое это имеет значение? В такую минуту! Нашел время блистать своей дурацкой эрудицией!
– Прямое.
– Ну откуда я знаю… От СПИДа, наверное.
– Дура ты, Алиска. Умер он от холеры. Но это официальная версия. А многие считают, что ортодоксальные историки порошили нам мозги. Потому что он не мог, понимаешь, никак не мог заразиться холерой! Негде ему было!
– А воды сырой попил?
– Ты-то откуда знаешь? – опешил Кузя. Он не ожидал, что известный многим факт известен также и поразительно невежественной Алиске. – Представь, так все и писали битых сто лет подряд. Именно воды. Сыграл Шестую, разнервничался и типа забежал в ресторан на Невском, где дали ему стакан воды. Но Дягилев… – И Кузя внимательно посмотрел на Алису.
– Да знаю, знаю. Напялить на тебя цилиндр – и похожи, как родные братья.
– Так вот Дягилев утверждает, что покойный Чайковский лежал на одре без всяких следов холеры. И хоронили его в открытом гробу. Что в случае смертей от холеры было запрещено.
– А что, много народу помирало? – Алиска тревожно закусила нижнюю губу.
– В том-то и фишка! В 1892 году умерло по России тридцать тысяч. Почему бы, спрашивается, в 93-м не умереть еще тысяче-другой, в том числе и великому композитору-гомосексуалисту?
– Ну?
– Ну вот на этом они и строят свои фалыпаки. Вскрытия-то не делали! И сейчас это вранье разоблачают разные продвинутые персонажи. Никакой не было холеры, в дорогом ресторане холерой не заразишься. Петр Ильич покончил с собой, а ему было от чего. Но сейчас не об этом.
– А от чего? – заслушалась сирену-Кузю Алиска, со своей легкостью в мыслях необыкновенной.
– Говорю, не об этом сейчас речь. Я тебе о чем? Что у Толяна тоже нет никакой холеры! Мы что с тобой, его не видели? Я всю ночь из Интернета не вылазил, холеру эту гребаную шерстил! Он уже неделю назад должен был лежать, как мерзлый овощ. А мы своими глазами видели его народные
