в поисках неизвестно чего и в нетерпеливом ожидании Дафны продолжались. Он размеренно, яростно и упорно убивал время, считая, что дни без Даф – это так, оберточная бумага, от которой надо поскорее избавиться, чтобы добраться до того, что внутри.
Меф был слишком нетерпелив, чтобы сидеть и ждать Дафну на одном месте, как ждут серьезные взрослые люди. Они ждут, но в то же время спокойно живут. Работают. Читают журнальчики. Со вкусом обедают. Ходят в гости. У Мефа же все превращалось в двигательное, волнительное беспокойство. Он вообще не мог присесть и сосредоточиться – мог только ездить или ходить, уматывая себя до той степени, когда можно было только упасть и уснуть.
Нередко Меф, как некогда валькирия-одиночка, впрыгивал в передние двери автобуса, не взглянув даже на его номер – да и что ему было до номера? Он подносил к турникету ладонь, и тот доверчиво мигал зеленым глазом, пропуская его. Меф даже не задумывался, как это у него получается. Механизмы как таковые были ему глубоко неинтересны. Ему вполне доставало власти над ними.
Меф ехал до самого конца, когда все двери вдруг разом распахивались, и автобус быстро пустел. Тогда выходил и он. Озирался как зверь, не понимающий, где он, и долго шагал сквозь жилые кварталы, глотая бензиновые московские километры, пока из пустоты не выпрыгивала новая остановка.
Однажды очередной заблудившийся автобус завез его на Юго-Запад. Эту часть города ни с чем нельзя было спутать. Она опознавалась по громадности домов, не столько высоких, сколько бесконечно длинных и массивных, и по излишней, давящей ширине прямых проспектов, по которым, не встречая преград, бродили нервные лохматые ветры.
На перекрестке Меф увернулся от гудящего оводом мотоцикла, от пузатой как жук машины. Остановился, осознав, что совсем не сюда ему нужно. Пошел было вдоль проспекта, но один из тех экологических ветров, которыми жители Юго-Запада так гордятся, швырнул ему в лицо горсть пыли, а его налетевший сбоку приятель смятую бумажку, улиткой завернувшуюся на шее. Бумажка оказалась чеком из супермаркета.
Меф на всякий случай внимательно прочитал его, размышляя, насколько этот чек случаен и нет ли в нем хитрого намека Вечности? Если допустить, что случайности – игрушки лентяев, которым не хочется думать, то и эта прицепившаяся к нему бумажка что-то должна значить. Может, все дело в списке покупок? Ну-ка, что там? Мешки для мусора, бельевая веревка, сметана, рогалик хлеб. – бул., мыло.
В рогалике хлеб. – бул. и мешках для мусора ничего рокового не обнаруживалось, а вот мыло с веревкой наводили на определенные размышления, которые, правда, перечеркивала ни к селу ни к городу вписавшаяся сметана.
Решив, что ничего мистического нет, Меф разжал пальцы, вернув ветру его подарок. Ветер принял его неохотно, но тотчас заигрался и куда-то унес.
Все же Буслаев неожиданно для себя свернул в супермаркет, взял пару шоколадок и банку сгущенки. Шоколадки, потому что проголодался, а сгущенку стихийно. Вышел и побрел через дворы, шурша шоколадной фольгой. Здесь за Мефом увязалась белая дворняга с черным пятном на морде. Депресняк зашипел на нее, но бросаться не стал – было лень. Лая
