и Ксенечка из детства, которая не умела никому отказывать, чтобы не огорчить. Сразу же отвечала: да, конечно, конечно, как скажете, как просите, как велите.
– Это может усугубить ситуацию, – Марголина не теряла надежды меня уговорить.
– Какую ситуацию?
– Вашу и нашу. Тут представители прессы есть. Я их лично попросила вас не беспокоить, они ведь слетелись, как вороны, извините, на падаль.
– Хорошее сравнение.
– Ну как пчелы на мед, это нравится? Сроду к нам журналисты не заглядывают, а тут штук пять сразу. Я их предупредила, что тут же удалю, если попытаются что-то с вами… Правда, я думала, вы не придете… Боюсь, после доклада не утерпят и спросят что-то не по теме, а совсем про другое. В печать попадет. Как думаете, нам нужна слава таким способом?
– Почему бы и нет? Может, даже кто-то поинтересуется, что за конференция, материалы прочитает. В кои-то веки.
– Вы издеваетесь?
– Ангелина Викторовна, я буду читать доклад, извините, говорить больше не о чем.
Я отключилась.
Начались выступления докладчиков. Они выходили к кафедре, стоявшей рядом со столом, зачитывали свои тексты, которые никто не слушал. Все ждали меня. Одна Марголина демонстрировала заинтересованное внимание, а сама своим фасеточным зрением сканировала зал – пыталась уловить, откуда может исходить угроза.
Центральный академик из триумвирата назвал мою фамилию и тему доклада. Я вышла. Спокойно посмотрела в зал. Отдельно – на Петра Петровича. Он, как всегда, устроился так, чтобы быть и недалеко от меня, но не рядом, не со мной. Удивительно, несмотря на выдающуюся свою фактуру он умел быть незаметным, умел не привлекать к себе внимания. Впрочем, не скажешь лучше, чем он сам сказал однажды:
– Я умею отсутствовать.
И вот он блистательно отсутствовал, но все же был. Не кивнул мне, не улыбнулся, ничем не обозначил, что меня поддерживает, но в самом взгляде было что-то необычное. Не сочувствие, не сопереживание, не жалость, не сострадание, не эмпатия, типун мне на язык за это слово. В нем было глубокое раздумье. Попытка понять – что случилось, что происходит, как быть? И это было для меня дороже всего. А еще я подумала: какой же красивый мужчина Петр Петрович! Я и раньше это знала, но тут потрясло. Что ж, вполне объяснимо – напряженно думающий мужчина всегда красив.
Э, э, э! – завопят феминистки. А думающие женщины некрасивы, что ли?
Не знаю, не приглядывалась. Знаю точно, что красивы и даже прекрасны женщины бывают тогда, когда заинтересованно слушают. Особенно мужчин и детей. Особенно своих мужчин и своих детей.
Я открыла папку с листами доклада, еще раз взглянула на аудиторию. И решилась:
– Конечно, вас не интересует мой доклад. Вам жутко хочется про другое. Я знаю, о чем вы думаете. Косит девушка под студентку-отличницу, скромницу, а сама – дочь жулика, взяточника, коррупционера. Позор ей, изгнать ее. Небось с ног до головы в папиных деньгах, на спорткарах катается, на персональном пляже загорает в Мальдивах,
