быстрее покинуть это место. Удушливый запах тушёной капусты, зажарок и кислого молока проник уже, кажется, под самую кожу. Мне дурно, очень дурно.
– Что это за звук?
– Где? – Бормочу я, ускоряя шаг.
Мои братья по несчастью, словно сговорившись, начинают громче стучать ложками по тарелкам. Откуда у них аппетит? Я что, одна мучаюсь от боли в этом отделении?
– Где ты, дочка?
Надо же, вспомнил, что я его дочь.
– Я перезвоню! – Обещаю я и раздражённо скидываю вызов.
Возвращаюсь в палату, пью, иду в туалет, пью, корчусь от боли.
После таких мучений мне никакие роды не страшны. Снова пью, иду в туалет, пью, потею, стискиваю зубы – кажется, этот водоворот испытаний не закончится никогда.
К вечеру я вымотана сильнее, чем вчера. Волосы липнут к мокрому лицу, на ладонях следы от ногтей – я стискиваю пальцы в кулаки каждый раз, когда терпеть становится невыносимо, а выпитая вода действительно уже льётся из ушей, ведь походов в туалет со злосчастной банкой уже не счесть.
Я выгляжу и чувствую себя уже просто отвратительно, когда вдруг приходит сообщение от Кати: «Аллочка заставила МЕНЯ взять интервью у этого куска говна».
Прочитав, я собираюсь разреветься, беспомощно тяну носом воздух, сжимаю челюсти, и как раз в этот момент в дверь палаты раздаётся вежливый стук.
– Всё хорошо? – Спрашивает доктор Красавин, появляясь на пороге.
Его тёплые карие глаза лучатся светом, а остальное лицо закрыто маской, но даже с ней он одним взглядом может передавать любые эмоции, написанные на лице: беспокойство, тревогу, участие. Этот взгляд какой-то невероятный, честное слово.
– З-здравствуйте, – взволнованно произношу я и шмыгаю носом.
Волнение накрывает меня с головой. Ужасно хочется поправить волосы, вытереть пот и слёзы, одёрнуть дурацкий бесформенный халат, а ещё срочно деть куда-нибудь живущие собственной жизнью руки – да хотя бы, в карманы.
– Добрый вечер. – Говорит доктор, входя в палату.
И по мелким морщинкам в уголках его глаз я догадываюсь, что он улыбается.
Удивительно, но это маленькое событие заставляет мой мозг напрочь забыть о боли.
– Как ваши дела?
Это самое приятное, что я слышала за весь день. А в том, как он мягко и деликатно произносит каждое слово, ощущается просто океан заботы.
– По-прежнему. – Выдыхаю я.
Оказывается, маленькой девочке во мне всего-то и нужно было, что немного сочувствия и участия. Ей нужно было, чтобы её пожалели. И даже несмотря на то, что взрослая Алиса во мне жалости не терпела, её маленькая копия в самой глубине души отчаянно в ней нуждалась.
– Я посмотрел ваши анализы. – Говорит Вадим Георгиевич, подходя ближе.
Я совершенно не хочу ничего чувствовать по отношению к мужчине, который вчера был таким бесчувственным сухарём, что даже не удостаивал меня взглядом. Не хочу, чтобы мне нравился доктор, с которым по окончании лечения меня не будет связывать ничего,
