на своем истинном назначении, то есть на политических преследованиях. Все выигрывают, не так ли? А как быть с тем, что в случае бунта Стража может представлять большую опасность для королевской администрации? Во дворце губернатора никто всерьез не рассматривал возможность восстания, полагая, что уступки, на которые они согласились, полностью удовлетворят население. В Цитадели же относились к проблеме иначе. Граф считал, что всеобщий мятеж – лишь вопрос времени, и уже разработал сценарий усмирения Городской стражи на случай возникновения каких-либо тревожных сигналов. Де Верде всегда предполагал худшее. Я очень ценил это его свойство.
– Ника ждет тебя, – вырвал меня из раздумий чей-то голос.
Я поднял голову. Это был Винон, человек из моей роты, которого как раз поставили в караул у монастырских ворот. Я так углубился в свои размышления, что совершенно перестал обращать внимание на то, что вокруг меня происходит, и даже не заметил, как прибыл на место. Такое поведение чревато. Теоретически я находился в безопасной зоне, контролируемой полком, но так недолго выработать у себя дурную привычку. А потом человек даже обернуться не успеет, как получит ножом под ребро, возвращаясь в казарму из борделя.
– Знаю, – бросил я Винону в ответ и прошел через ворота.
– Уже довольно долго ждет! – услышал я вслед. – Не думаю, что ей это понравится.
Я не удостоил его ответа. Быстрым шагом преодолел двор, где скучающие бойцы готовились к тренировкам, и вошел в здание, кивком головы на ходу поприветствовал часовых. Идти было недалеко. Если полковник устроил себе кабинет в самом труднодоступном месте монастыря – на вершине южной башни, то капитан предпочитала сидеть как можно ближе к повседневной суете и выбрала себе в качестве кабинета келью, прилегающую к главному залу. Перед ним, как обычно, царила суета, из-за поставщиков Считалы, пополнявших запасы нашего подразделения. Обогнув снабженцев, втаскивавших какое-то военное снаряжение, я пересек зал по диагонали и ввалился без стука в занимаемую Никой каморку.
Капитан приготовилась к моему приходу – иными словами, заранее изобразила на лице гримасу недовольства. Она сидела, откинувшись на спинку стула, а ноги в высоких сапогах для верховой езды положила на стол. На ней был легкий доспех, которого она никогда не снимала, а черные волосы, в последний раз распущенные, наверное, в лет десять, были стянуты в конский хвост. Она была вторым по важности человеком в полку и правой рукой полковника, и в круг ее обязанностей входило регулярно задавать перцу и намыливать холку мне и другим офицерам.
– Есть ли смысл спрашивать тебя про закиданный помидорами участок Стражи? – спросила она, как только я переступил порог.
– Мне ничего об этом неизвестно, – ответил я с невинным видом. – Но это звучит как начало хорошей истории, я с удовольствием узнаю больше.
– Не серди меня,
