я сжал челюсть до болезненных ощущений. – Что. Ты. Сказал.
– Что её никто не полюбит кроме меня, потому что она биполярная.
В следующее мгновение мой кулак прилетел в челюсть Даниэлю. И я впервые в жизни ударил его.
– Как ты мог, ублюдок? Ты как никто знаешь, с чем ей приходится сталкиваться в этом гнилом обществе. Ты как никто… ты, мерзкий сукин сын, ещё смеешь говорить, что любишь её? Да ты недостоин даже стоять рядом с ней!
Я вцепился пальцами в его шею, сдавливая её, отчего он покраснел и еле дышал. Но он не сопротивлялся. Он смотрел на меня своими покрасневшими глазами. Я впервые заметил то, как плохо он выглядел: синяки под глазами, синеватые губы, кровоподтеки на щеках. По крайней мере, ему также плохо, как и Мари.
– Я знаю. Я все это знаю. Но я был так зол.
– Это не оправдание!
– Понимаю, но тогда мне казалось, что, если я надавлю на неё, она опомнится. Ты бы видел, в каком состоянии я нашёл ее. Она почти купила наркоту. Я вовремя заметил её с каким-то барыгой.
Злость во мне требовала кровопролития. Почему без меня ничего не может пойти нормально? Когда я умру, что эти идиоты будут делать?
– Что здесь происходит?
Я отнял ладони с шеи друга. Даниэль шокировано уставился мне за спину. Я медленно обернулся и направил весь свой гнев на помятую от долгого сна сестру. Едва достигающий второго этажа свет не помог скрыть её внешний вид. Убью! Я точно убью её когда-нибудь!
Мария словно поняла, что спустилась на собственный расстрел. Глаза сестры округлились и быстро заморгали.
– Я, пожалуй, пойду, – быстро побежав вверх по лестнице, она скрылась на втором этаже.
Я сорвался за ней, но меня тут же остановил схвативший за руку Даниэль. Следы от моих рук виднелись у него на шее.
– Дальше мы сами.
Моему возмущению не было предела.
– Она моя сестра, и я сам разберусь с ней. Вот же идиотка!
– Диего, очнись. Постарайся не орать и послушай меня.
– Да пошёл ты, – я дёрнулся и снова хотел взлететь по лестнице.
Но меня прервали. Опять.
Даниэль умоляюще смотрел на меня, как нашкодивший щенок.
– Ты – мой друг. Ты её брат. Мы оба уважаем тебя и любим. Но тебе пора бы заняться своей личной жизнью и оставить нам нашу. Мы признательны тебе за заботу, правда. Но в этот раз позволь нам самим решить проблему.
– Проблему? Ты считаешь это проблемой?! Да это гребаный Армагеддон!
Он ухмыльнулся.
– Вспомни себя в её возрасте. Вспомни, что творил ты, ангелочек.
– Вот именно, что я не хочу, чтобы она повторяла моих ошибок.
Мне снова не дали сорваться.
– Теперь Мария – моя проблема и обязанность. Ты же не будешь ходить за ней до конца своих дней и следить, чтобы она не натворила чего-нибудь.
– Предполагалось, что она к годам так тридцати остепенится, и мне не придётся сделать за ней,
