чиха заставила меня пройти по прямой линии от ее стола до двери, с вытянутыми перед собой руками. Я шла босиком по холодному полу, стараясь ступать, как манекенщица на показе, а она смотрела и улыбалась углом рта. Я этого не видела, но чувствовала спиной. Голова заболела еще сильнее. Наверное, потому, что я боялась: вдруг сейчас кто-нибудь заглянет в незапертую дверь кабинета. У нас ведь любят – без стука. А там я – не слишком юная особа в трусах. Иду, как лунатик, вытянув руки.
Врачиха, продолжая инквизиторски улыбаться, разрешила мне надеть джинсы и накинуть джемпер и стала измерять давление. Конечно, теперь оно зашкаливало. Это при моей-то гипотонии.
По-прежнему улыбаясь чему-то своему, врачиха долго писала в карточку, затем подняла на меня строгий взгляд и обратилась просто по имени, точно мы сто лет знакомы. Такая фамильярность напугала меня. Наверное, дела мои были и впрямь не очень хороши.
– Даша, вам надо сделать доплерографию. Я дам направление. Это прямо по коридору. Но платно.
– А в чем дело? – Язык у меня начал заплетаться от страха.
– Ничего особенного. Просто надо проверить сосуды. Остеохондроз, нагрузки, да и не девочка вы уже. – Врачиха опять улыбнулась. – Правда ведь?
Спорить с последним утверждением было бессмысленно. Равно как и со всеми остальными. Я решила, что в кои-то веки не буду экономить на собственном здоровье, тем более что это здоровье – голова. Единственная кормилица меня и моего малолетнего сынка Вани.
В кабинете прямо по коридору дама в нестандартном голубоватом халате, с седой, тоже голубоватой, укладкой и тяжелыми серебряными кольцами на породистых руках, уложила меня на кушетку, намазала гелем и стала водить по вискам, затылку и шее пластмассовой трубочкой.
Дама смотрела в монитор, что-то записывала в тетрадку, и при этом мы мирно о том о сем беседовали. Она мне определенно нравилась. Особенно из-за своих колец.
Колонки рядом с монитором издавали мерное шуршание, похожее на морской прибой или на шум леса в ветреную погоду. Мне было приятно сознавать, что так благородно шумит моя голова.
Но в какой-то момент мерный плеск волн сменился довольно грубым скрежетом. Точно открыли проржавевший кран. Еще этот скрежет в моей голове напоминал зубовный. Так бывает, когда пытаешься держать себя в руках, а зубы сами по себе скрипят.
Жаль, что я не видела при этом лица приятной дамы, потому что лежала к ней спиной. На вопрос, что это скрипит, приятная дама не ответила. И сразу перестала мне нравиться. Подумаешь, кольца… У моей несостоявшейся свекрови в сто раз лучше.
Со мной дама больше не говорила, а только строчила в своей тетрадке. Потом достала из принтера цветные диаграммы и сказала, что сама отнесет их врачу. То есть отдавать их мне в руки она решительно не хотела.
Стараясь показать себя уравновешенной и ко всему готовой особой, а не какой-то там психопаткой, я доверительным тоном скупо поинтересовалась:
– Опухоль?
Моя сдержанность означала: говорите, не бойтесь, со мной и не такое бывает, практически каждый день.
– Нет-нет! – В голосе дамы звучало почти возмущение. И я сразу ей не поверила.
Она шла бодрым шагом по коридору в кабинет моей врачихи. Я, мысленно поскуливая, плелась следом.
Врачиха на мои расспросы ответила, что ничего страшного, просто надо провести более углубленное исследование на магнитно-резонансном томографе.
– Но это тоже платно.
Понятное дело – платно. Если ты за свою собственную жизнь не можешь заплатить, то кому ты вообще здесь нужен. А я четко знала, что нужна своему сыну Ване.
Улыбка порхала по губам врачихи, как пойманная в сачок бабочка. Вот бы сюда хлороформ и булавку.
Похоже, выражение моего лица не сулило ничего хорошего. Одной рукой врачиха прихлопнула уголок рта, а другой протянула направление. Бумага подрагивала, точно крылышко полуживого насекомого. И я взяла его с отвращением и страхом.
Придя домой, стала звонить Верунчику. Она детский невропатолог. Ее дочь учится с Ваней в одном классе. Зачитала ей медицинские слова из направления. Верунчик стала путано что-то объяснять, причем скоро я поняла, что речь идет чуть ли не о хирургическом вмешательстве. В мою личную голову. Верунчик утешительно пробормотала про лазер. Мол, при современном развитии медицины эта операция все равно что раз плюнуть. То есть мне, оказывается, здорово повезло.
– Эта штука в моей голове может что? Лопнуть в любой момент? Ты это мне пытаешься не сказать? – поинтересовалась я с максимальным равнодушием, надеясь выпытать у нее еще что-нибудь. Например, сколько мне осталось вообще жить.
– Надо дождаться томографии. Ой, у меня котлеты горят! Завтра созвонимся. – И Верунчик
