Я не выношу на дух, и не выносила в прошлую беременность Мишкой, когда говорили, что нам обязательно нужна будет девочка. Кто это решает, я была вполне довольна и двумя сыновьями, и вообще, ещё один ребенок совершенно не входил в планы, но… но вот он, вот его сердце – и оно уже более половины срока бьётся во мне.
Стук в дверь кабинета, заходит высокий мужчина с бронзовым от загара лицом. Он довольно молодой – ему лет сорок – и очень ухоженный, особенно руки – на это я успеваю обратить внимание, когда он подаёт мне руку для рукопожатия. Потом садится за монитор и берет в руку датчик УЗИ – пальцы мягкие и очень аккуратные ногти. Почему я смотрю именно на руки? Почему именно на них?
–Кауфман, – низким голосом приставляется он. Я в ответ называю свою фамилию, но он уже не слушает – его интересует то, что увидела доктор Седиге. Они начинают работать уже вдвоем. Датчик снова на моем животе, они оба смотрят в монитор – долго, бесконечно долго проводят замеры, повторяют их, что-то с чем-то сравнивают, делают заметки… проверяют также и внутренние органы малышки, там оказывается тоже не всё в порядке.
Наконец доктор Кауфман поворачивается ко мне и впервые смотрит мне в глаза. Его взгляд тревожен и мне вдруг становится видно, что несмотря на бронзовый загар, под глазами лежат тени.
–Госпожа Островски, давайте я начну с хорошего, потому что в том, что мы увидели с госпожой Зеель, преобладает, всё-таки, плохое. Итак, хорошее: с количеством околоплодных вод всё в порядке.
Я пока не знаю, радоваться ли заранее, но позволяю себе осторожно улыбнуться – только слегка, углами губ. А он уже продолжает:
–Теперь к плохому. Конечности и грудная клетка развиты не по сроку, они сильно отстают…
Он говорит еще что-то, но я, хотя и напрягаюсь, понимаю всё меньше и меньше. В целом, прогноз неблагоприятный.
–Если же в общем, – деликатно вклинивается в речь доктора Кауфмана мягкий голос госпожи Зеель, то мы имеем дело с одним довольно нехорошим диагнозом. Я назову вам его перед тем, как вы уйдёте, однако это пока лишь наше предположение. Точнее сказать сейчас сложно. Много нам пока увидеть не удалось и с этим мы должны будем еще разобраться. Анализы скажут больше и там уже будет виднее, что делать.
Доктор Седиге называет мне предполагаемый диагноз – и этот набор медицинских терминов въедается в мою память моментально…
Оглушённая, я выхожу из кабинета и иду в туалет. Там долго умываюсь, смываю с лица всю косметику, пью воду горстями. Тут же пытаюсь искать в интернете информацию, но глаза застилает пелена из слёз, читать не получается и я откладываю эту затею. Тогда я набираю номер Сени. Он, кашляя, весело басит мне что-то в трубку. Когда он понимает, что в ответ я могу лишь всхлипывать, то осторожно спрашивает, как всё прошло.
–Плохо, – отвечаю я, – совсем плохо.
И вкратце, шепотом, всхлипывая, пересказываю ему всё то, через что мне пришлось пройти за прошедший час. Кладу трубку. Еще умываюсь и обтираю лицо
