разбойники. Я уже более двадцати лет пытаюсь их понять, но не могу. Стараюсь, но ничего не получается.
– Да ещё и все деревни уничтожены.
– Ну, так вот я тебе рассказываю, а ты интенсивно пытаешься заткнуть мне рот. Если имеется желание, то слушай дальше и не перебивай! Дела получаются такого рода. Когда я, уже находясь на пенсии, то имел возможность не просто побывать на таких вот разрушенных заводах, то глубоко и окончательно понять одно.
– Что?
– Я понял, Кеша, что те господа, которые разбомбили Хиросиму и Нагасаки, а потом и дальше продолжили бороться за мир с применением бомб и ракет, глубоко не правы и даже во многом перещеголяли немецких фашистов.
– Причём же здесь американцы?
– Все эти мерзкие песенки из одной и той же оперы, дорогой мой Кеша. Однако, сообщу тебе не конкретно, но точно. Бомбить чужие страны – не хорошо, но уничтожение собственного народа – ни в одни ворота не лезет. Не смотри на меня, как пожилая гусыня на молодого дождевого червяка. Сам делай выводы и соображай, как можешь, что я хотел тебе доложить.
В своей беседе с Маздоновым разговорчивый и общительный дед изредка давал возможность и ему вставить в разговор пару-тройку слов, но не больше. Правда, Маздонов уже успел в самом начале беседы рассказать о себе если не всё, то многое.
Слушая внимательно, в общем, не скучного собеседника, Иннокентий понимал, что пока Генрих Наумович ни выговорится, он, Маздонов, больше уже не сможет ничего ему рассказать. А ведь хотелось бы, не опираясь на личные биографические данные, просто излить свою душу перед этим странноватым дедом.
Но пока говорил Нуглер. На сей раз он в своём, можно сказать, почти монологе вернулся к своей личности, уверяя Олега в том, что является не только гениальным художником, но и мастером на все руки. Так получилось, что космические или какие-то другие силы дали ему возможность стать настоящим творцом. А вся эта суетливая компашка, как бы, творческая интеллигенция – ни уха, ни рыла.
Эту ушлую ватагу свободных «творцов» активно начали формировать уже с середины семидесятых годов прошлого века те дяди и тёти, которые пожелали ни мытьём, так катаньем узаконить ворованный, присвоенный ими капитал. Да и, благодаря старым связям и заботам родных и близких, сделаться за счёт народа и страны ещё богаче. А такой вот переход от умеренного к активному грабежу всегда необходимо «культурно» обставить… Способов тысячи, и они уже действуют.
– Я в этом ничего не соображаю, – признался Маздонов. – Если, например, завтра появиться литературное произведение под названием «Дядя Степа – миллиардер», то я не ни на какую площадь протестовать не пойду.
– Такие штучки уже давно появились, – глубокомысленно изрёк. – Раньше тоже наблюдались, но во времена социализма пройдох и приспособленцев в стране было значительно меньше, чем сейчас. Зачастую не только болезни, но человеческие недостатки и достоинства, обычно, передаются по-наследству. А ты, я знаю, не пойдёшь протестовать
