были весьма фривольного содержания, за что их рассказчики удостаивались осуждающего взгляда Олега Геннадьевича.
Лешик тоже попытался во всеуслышанье рассказать гадость собственного сочинения, но предусмотрительный Владимир Иванович вовремя оттеснил его от Деда Мороза и заставил вернуться за стол, где тот в порядке сатисфакции допил последние оставшиеся в бутылке живительные капли.
Коллектив продолжал бесхитростно веселиться, дружно крича: «Елочка, гори!» и старательно водя хороводы вокруг елки.
Илья всё это время упорно сидел на стуле и гадал, до каких же пределов можно впасть в детство. Его смешили горящие глаза и румяные от азарта щеки сослуживцев. Рядом с ними он чувствовал себя слишком старым и слишком мудрым, чтобы предаваться подобным занятиям. В голове безостановочно стучало: «И когда же это закончится?»
Но вот в очередном конкурсе пришлось участвовать всем отделам. Задание было довольно простое, но каверзное: под аккомпанемент принесенной Дедом Морозом гитары представитель каждого отдела должен был спеть песню, начинающуюся на междометие типа «ах, ох, ой, эх», и так далее.
Честь отдела автоматизации доблестно защитил его руководитель, первым выскочивший к елочке и довольно приятным баритоном, совершенно не фальшивя, исполнив русскую народную песню «Ой, мороз, мороз!»
Сев обратно за стол, сконфуженно объяснил ошеломленным его тщеславным выступлением сотрудникам:
– А я больше никаких песен на междометия не знаю. Вот и пошел первым, чтобы ее никто раньше не спел. Хотя, может, я зря поторопился? Может, кто-то из вас хотел исполнить перед коллегами чего-нибудь этакое? Может, у кого-нибудь актерские таланты зазря пропадают?
От такого предположения даже трудно соображающий Лешик несколько протрезвел и отчаянно замотал головой, отрицая всякую возможность выставить его дураком перед придирчивой публикой. Остальные горячо пожали начальнику-герою, своей грудью защитившему их от артистических мук, его мужественную руку.
Но вот остался один отдел – экономический. Все с сочувствием смотрели на их столик. Песенок на междометия никто больше не знал. Последняя, спетая организационно-методическим отделом, была вспомянута всей конторой с большим трудом. Первую фразу, как это обычно бывает, знали почти все, а вот что должно быть потом, не помнил даже сам Дед Мороз, хотя ему по должности положено было знать народные песни.
Вышедшая к елочке защищать честь родного отдела Лизонька вызвала в зале ласковые усмешки. Все понимали, что ей достаточно похлопать газельими глазками и сказать своим музыкальным голоском «Ой, извините, я от волнения всё забыла», чтобы растаявший от ее невинной улыбки Дед Мороз немедля вручил ей главный приз. Он ведь тоже всего лишь мужчина, и от лицезрения одной только изящной ножки, обутой в открытую туфельку на высоком каблуке, вполне мог заморозить всех потенциальных конкурентов в зале.
Но
