из нее содержимое. Множество памятных медалей на старых колодках, орден Отечественной войны и несколько выцветших фотографий тридцатилетней давности.
– Вот он.
– Это не он, – не согласился старик. – Этот – второй степени. А у твоего бати – первой. – Он достал из ящика стола красную коробку. – Я его отдельно храню.
– Спасибо, Илья Иванович. – Константин взял коробку. – Уберите все здесь, ладно?
И вышел из кухни. А Илья Иванович принялся складывать в жестяную коробку солдатские, памятные и юбилейные медали. Делал он это неторопливо, разглядывая каждую медаль в отдельности. Порою качал головой, порою грустно улыбался чему-то. Последней он взял со стола фотографию с оторванным уголком. На ней были видны два солдата в сдвинутых на затылок зимних шапках с автоматами на груди. Позы и улыбки их были неестественно напряжены, потому что солдаты явно позировали фронтовому фотографу. Фоном для снимка служили руины какой-то немецкой крепости. Возможно, то был Кенигсберг. Несмотря на давний срок и потрепанность, в одном из солдат можно было узнать молодого Илью Ивановича.
Орден Отечественной войны первой степени лежал на широкой ладони командира полка.
– Весомая вещь, – сказал полковник, уважительно взвешивая орден. – Маленькая, а весомая.
В комнату бочком проскользнул Илья Иванович с тарелкой нарезанного лука. Поставил на краешек стола, хотел было тотчас же выйти, но полковник заметил его:
– Илья Иванович, куда это вы? За стол просим, за стол. Ребята, место ветерану Великой Отечественной.
Гости задвигались, освобождая место. Кто-то уступил стул, кто-то принес тарелку, вилку, рюмку. И тотчас же щедрая офицерская рука потянулась к этой рюмке с бутылкой водки.
– Отставить, – негромко сказал полковник. – Боржомчику можно вам, Илья Иванович?
– Если без градусов, – робко уточнил старик.
– Без градусов. – Полковник сам налил боржоми. – Ну, чего сыну пожелаете?
– Сыну?.. – Илья Иванович неуверенно улыбнулся. – Оно конечно, оно так. – И встал. Рука дрожала, боржоми проливался на стол. – В большую дорогу провожают тебя, Константин. Да. На учебу. Потом в большие начальники выйдешь. Так ты, это, ты о солдате не забывай. Начальник, он солдатами держится, каких бы званьев ни достиг. А солдаты – тобой. Нету у них никого, окромя начальников. Никого нету. И пожаловаться некому.
Помолчал, выпил боржоми и, шаркая ногами, вышел. И все молчали. Полковник встал.
– За отцов, – негромко сказал он. – Павших и еще живых.
Все встали, стараясь поменьше шуметь. Выпили.
– Когда ты, капитан, на отцовской могиле в последний раз был? – не глядя, спросил полковник, аккуратно поставив рюмку.
– Так я ведь, в сущности, и не знал, где эта могила. Впервые из открытки выяснил. Теперь надо будет как-нибудь съездить. В отпуск. Или на каникулы.
– Тебе когда в академию являться?
– Ровно через десять дней.
