Она была последним ребёнком отца и, вопреки его суровости и даже временами жестокости, ребёнком любимым. Никол и сам не понял, как это произошло. Чувствуя, что старость неумолимо приближается к нему, отнимая постепенно силы и приглушая желания, старейшина отчаянно захотел ещё раз почувствовать себя молодым и полным сил. Тогда он взял на ложе ещё одну жену, совсем молоденькую и не слишком красивую, но крепкую телом. Главное же, в глазах девки он углядел огонёк, который давал ему надежду получить именно то, что он хочет. И мужчина не ошибся. Ятка оказалась девкой горячей, а Никол был всё ещё в силе. И ночи их превратились в жаркий костёр страсти. При этом мужская удаль Никона крепла с каждым разом, а женские силы Ятки убывали. Уже и отстать бы от жены пора, поскольку плод их горячих ночей рос не по дням, а по часам, а Никол не мог остановить себя. Один только вид её молодого тела будил в нём мужскую силу и разгонял жидкий огонь по жилам. Это было сильнее его.
В положенный срок Ятка родила своему мужу дочь. Как только женщина, после требуемого традицией очищения, вновь оказалась в избе, Никол набросился на неё, как изголодавшийся лесной зверь на добычу. Поначалу Ятка была так же горяча, как и раньше, но постепенно силы её таяли. Родить больше она не смогла. Зачинала детей, но ни одного не доносила до срока, скидывала, а при последней попытке умерла и сама, просто истекла кровью.
Умирала Ятка долго и мучительно. И когда смотрела на мужа, в глазах её появлялось странное выражение, от которого все бабы в избе хватались за обереги. Да и у самого Никола рука тянулась туда же, но достоинство старейшины племени останавливало его.
– Ты взял мою жизнь и спалил её, как на костре. За то отдашь мне свою мужскую силу, и я заберу её с собой. А ты больше ни одной бабы не покроешь, не сможешь.
Такие слова сказала Ятка своему мужу перед самой кончиной, и в глазах её загорелся торжествующий огонёк. Она покидала этот мир, отомстив напоследок человеку, забравшему её жизнь.
Никол не поверил сперва, хотя бабы в избе шептались о том без конца. А потом и по всему роду гул пошёл, что Ятка, умирая, забрала с собой мужнину силу. Пытаясь опровергнуть эту страшную молву, но всё же не совсем доверяя себе, Никол изловил как-то в поле немую девку-работницу. Но вышла осечка. Он отнёс свою неудачу за счёт голодной зимы, оставшейся позади и ослабившей всех. Когда же соплеменники удачно сходили на охоту и убили в оживающем уже лесу хоть и худого, но всё же сильного лося, старейшина испил свежей крови животного и до отвала наелся жареного на костре мяса. На другой день он снова изловил немую девку, которая от него далеко и не пряталась. Но как ни старалась девка распалить мужское естество старейшины, опять не получилось ничего. Уд Никола висел дряблой тряпицей и даже не делал попытки пошевелиться.
Три дня бушевал разъярённый мужчина, так жестоко обиженный норнами. Он клял свою бывшую страсть к Ятке, от которой не мог оторваться, и её саму. Но умершая жена приходила к нему по ночам в снах, снова сильная, ядрёная, и торжествующе улыбалась. Не помогали ни обереги, ни заклинания, ни богатые жертвоприношения.
И Никол смирился. На память о последней жене у него остались мужская немочь и маленькая дочь, которую назвали Замяной. И как ни старался старейшина одолеть себя, любовь к дочери крепко въелась в его сердце. Остальные дети, из которых выжило шестеро, воспринимались им спокойно, как должное. Но малышка Замяна тянула к себе и трогала порой до слёз. Только её одну из всех детей качал он на коленях, её гладил по светловолосой головке, ей собственноручно вырезал из дерева разных зверушек для игры. Казалось бы, старшие дети должны были невзлюбить младшую сестру, но нет, такого не случилось. Замяна была очаровательным улыбчивым ребёнком, распространяющим вокруг себя свет и тепло. Её яркие голубые глазёнки светились радостно, маленькие губки улыбались, и ни у кого из старших не поднималась рука обидеть её.
Так и росла Замяна среди близких ей доброжелательных людей под крылом у любящего отца. Стареющий мужчина баловал дочь, позволял ей то, чего никогда бы не дозволил другим. И девочка поднялась на ноги своевольной красавицей, гордой и непокорной. Она, правда, никогда громко не противоречила отцу и старшим, не спорила. Но непокорность светилась в её глазах. Она была как птица, которая охотно клюет рассыпанный доброй рукой корм, но чуть только сделай движение, чтобы поймать её, тут же взлетит и унесётся прочь – не догнать и не увидеть даже.
Взрослая жизнь пришла внезапно и сразу отсекла беззаботное детство.
Племя дреговичей, людей мирного нрава, землепашцев и охотников, располагалось на северо-востоке территории обитания их племенного союза, как раз на границе с более воинственным и сильным племенем полоцких кривичей – полочан. Добраться до них соседи могли легко, сплавившись по реке Березине. А струги полочане делали знатные, они, говорят, и до самого Царьграда ходили. Жизненный опыт и разум подсказывали, что с такими соседями следует жить в мире. А как его лучше скрепишь, как не родством?
И совет самых старых и мудрых мужчин племени, долго ломавших голову над вставшей перед
