бывают. Ранние по большой любви, потом только квасы и ссоры…
Гжесь, который внимательно слушал, задетый тем, что говорили о Бальцеровой, будто замуж идти не хотела, разволновался от любопытства.
– А откуда вы знаете, что дочка Бальцера не имела охоты выйти замуж? – спросил он.
– Весь город знает об этом, – сказал Гонска, – особенная была девушка, потому что Господь Бог дал ей всё, а такая ходила тоскливая и грустная, точно была самой несчастной. В конце концов кумушки открыли глаза матери, что её во что бы то ни стало нужно выдать замуж.
– Ну и хорошо её выдали, – откликнулась мать Гонски. – Муж – парень дородный, добрый, степенный и не жестокий.
Сын ударил пальцем в лоб, женщина это заметила.
– Это что? – прервала она. – Разве она за двоих разуму не имеет? Всё-таки все и о том знают, что она для женщины аж слишком масла имеет в голове. Не знаю, не лгут ли, но рассказывали, что её кто-то тайно научил читать и писать.
Гжесь покраснел и опустил глаза.
– Разве она после этого, – добавил Гонска, – хотела бы шить и за кухней следить?..
Мать это не отрицала. Стременчик не вмешивался в разговор. Затем хозяин встал и сказал:
– Вы не пойдёте сегодня к Бальцерам? Свадьба продолжается и, наверное, ещё несколько дней протянется. Я также загляну, пойдёмте со мной.
Заколебался Гжесь, его туда очень тянуло, какое-то опасение отталкивало. Идти туда, чтобы его сердце больше болело? Никогда он, по правде говоря, на сильную приязнь к своей ученицы никаких надежд не возлагал; он знал, что бедный парень, хоть шляхетство его что-то значило, богатой купцовой дочки не мог достичь и, однако, теперь, когда видел её замужней, ревность и какое-то чувство непередаваемой боли щемило ему сердце.
Не дождавшись ответа, Гонска начал настаивать сильней:
– Пойдёмте со мной. Вчера на вас там все оглядывались, будут вам рады…
– Вы тоже были на свадьбе? – спросила старуха.
– А как же! – сказал Гонска. – Он, по-видимому, старый знакомый Бальцеров, и очень сердечно его там приветствовали.
Стременчик с горькой усмешкой обернулся к хозяйке.
– Да, – сказал он, – когда я бедным студентом прибыл в Краков, уже много тому лет назад, первые меня кормили Бальцеры…
Старушка покачала головой, Гонска тем временем тянул его за рукав и настаивал:
– Пойдём со мной.
Разум идти не велел, а слабость людская тянула. В конце концов Гжесь поддался искушению.
В этот день, действительно, уже вчерашней давки и толпы не было, но внутри домик был полнёхонький, и музыка, и энтузиазм, и крики около столов, с которых миски и жбаны не сходили.
На пороге их приветствовала Бальцерова с уставшим и нахмуренным лицом.
Гжесь не спеша вошёл, ища глазами молодую пани. Она сидела одна, окружённая замужними дамами, а её муж, весёлый, в другом конце комнаты поил гостей. Жена, как и
