выпили. Марк пересел на огромный диван, на котором полулежала Надя, обнял ее за плечи, погладил колено. Ее лицо совершенно не изменилось. Он задышал взволнованнее, его рука поднялась по колену вверх.
– Ох, – дрыгнула Надя ногой. – Давай не сейчас, ладно? Устала я, и настроения нет.
– У тебя было много занятий?
– Да нет, просто в больницу нужно было съездить. Там сын знакомой моей мамы лежит в реанимации. Отравился и вены себе перерезал.
– В смысле – хотел покончить жизнь самоубийством?
– В смысле.
– Из-за чего?
– Из-за женщины.
– Она его бросила?
– Длинная история.
– А при чем тут все-таки ты?
– Я же сказала: маминой школьной подруге понадобилась помощь. Я ее оказала. И буду оказывать.
– Какие-то незнакомые черты в тебе открываются.
– Вот как? Ты, любя, считал меня дубиной бесчувственной?
– Ну, зачем сразу злиться. Ведь они практически незнакомые тебе люди…
– А моей родной маме они практически знакомы. Стало быть, и мне не чужие. И вообще, тебе-то дело какое? Ну, сболтнула сдуру. Что за привычка – прилипать к каждому слову?
– Как ты со мной разговариваешь? Мы-то с тобой точно близкие люди!
– Серьезно? А скажи, к примеру, вот я завтра исчезаю бесследно, и никто не знает, где я. Ты что сделаешь?
– Что за вопрос? Искать буду, конечно.
– Поищешь – и не найдешь, тогда что?
– Обращусь к профессионалам.
– А вдруг и они не найдут или найдут слишком поздно? То есть медицина бессильна. Что ты сделаешь?
– Слушай, это ненормальные предположения и ненормальный вопрос. На него никто не сможет ответить. А что ты, собственно, узнать хочешь?
– Да так, ничего. – Надя залпом выпила полстакана виски. – Удавишься с горя или нет? Спорить готова, что нет.
– Как быстро ты напилась. А я-то рассчитывал на хороший спокойный вечер.
– Не вышло у тебя ничего, расчетливый ты мой. Давай-ка я тебя провожу, и тогда у каждого из нас будет спокойный вечер.
Чернота, в которой растворялось Олино дыхание, теперь называлась сном. Но проснулась она необычно. Кто-то дышал рядом, прижимая ее к себе. Она попыталась освободиться и по запаху узнала своего тюремщика.
– Это вы? – в ужасе спросила она. – Но зачем вы это делаете? Отпустите меня. Мне нечем дышать.
– Расслабься. Все будет хорошо.
Ничего более отвратительного и страшного, чем то, что произошло потом, в жизни Оли не было. Омерзительный человек, который издавал какие-то звуки удовольствия, насилие, замкнутое пространство, из которого ни один крик о помощи не дойдет до людей. Собственное бессилие. Отчаяние и ужас.
Потом, когда он ушел, она с трудом добрела до бочки с водой, из последних сил попыталась смыть с себя следы чудовищного преступления против ее нежной женской сути, доползла обратно,
