приехали быстро, из «скорой» вынули аккуратно, прокатили через мрачные ворота серого камня бережно. Медведь успел заметить дикий виноград, обвивший здание до самых карнизов готических зарешеченных окон – в сумерках его заросли казались огромным и очень растрепанным существом, которое прилегло вздремнуть у нагретой дневным солнцем стены. По фасаду тянулась выложенная рельефными бронзовыми буквами вывеска: «Городская ветеринарная клиника имени Ласло Бремера».
Согласно официальной истории Города этот уважаемый гражданин служил шкипером на одном из кораблей Ост-Индской компании. Оказавшись на Маврикии, он не стал есть последнюю оставшуюся в живых птицу додо, а перебинтовал ей сломанный клюв и отпустил на волю. Сувенирные фигурки моряка с довольным додо на руках до сих пор хорошо продаются в Городе. Особенно в праздничные дни, когда туристы истаптывают все закоулки в поисках чего-нибудь любопытного. В пересчете с местной валюты моряк с птицей стандартного размера обойдется вам примерно в 7,55 евро, большой – около 15 евро. Скидок обычно не бывает.
Итак, бодрящая тряска прекратилась. Каталку с Медведем мягко загнали внутрь, провезли через темную душную комнату, где сильно пахло енотами и свернули в помещение, похожее в полумраке на средневековый каземат, неумело превращенный в ночлежку. Там пациента сгрузили на низкую широкую койку, привинченную к полу, после чего громыхнули решеткой на выходе. В темноте кто-то храпел, из других комнат доносились писки и возня. Запах был нехорош, он напоминал о нечищенных цирковых подсобках, грустных больных собачках и костном бульоне с витамином А. В другое время Медведь впал бы в острую панику, а затем – в беспросветную депрессию. Он ненавидел ночевать вне дома, ему нужна была горячая ванна и скраб из абрикосовых зерен, утром он привык съедать семь тостов с печеночным паштетом и выпивать латте с корицей. С ним даже не было пилочки для когтей на случай, если какой из них вдруг сломается. Но сейчас ему все это было совершенно безразлично. Он устал сопротивляться снотворному. Да и смысла-то в этом не видел – как отсюда выбираться он понятия не имел. Поэтому просто зевнул и еще до того, как сомкнул челюсти, принялся смотреть первый сон из долгой череды ожидавших его в эту ночь.
– Подъем, подъем! Просыпайся давай! Не спи! – Медведя тормошили, щипали сквозь юбку, толкали кулаком в бок, громко шипели на ухо. – Вставай давай, уходить пора! Сколько можно спать!
Медведь приподнял веки, ожидая увидеть свою спальню и шкаф в колониальном стиле (цельный палисандр, ручная резьба, отделка ротангом), который стоял справа по ходу сна и первым делом попадался на глаза по утрам. Но взгляд уперся в неряшливые бумажные обои – они отклеивались от стены лохмотьями и открывали миру крошащуюся штукатурку. Сзади продолжали толкаться и шипеть. Он тяжело перевалился на другой бок, пытаясь сообразить, почему в комнате так темно, а потолок такой высокий, и обнаружил с другой стороны койки Матрешку. Она недовольно уставилась
