style="font-size:15px;"> Беда приходит внезапно. Она не стучится в вашу дверь, прося разрешения войти. Ее задача нагрянуть в тот момент, когда вы, расслабленный и довольный жизнью, умиротворенно спите в своей постели. И вот, в этот самый миг…
Посреди ночи меня разбудил звук голосов. Я сел на кровати, пытаясь отличить сон от яви. Голоса стали более отчетливыми, и, наряду с мужским бормотанием, послышался мучительный женский стон. Внутри похолодело, и перед глазами возникла жуткая картина, где мать лежит на полу, скорчившись от боли, а отчим заносит ногу для очередного удара…
Я пулей выскочил из спальни, и метнулся в противоположный конец коридора. Дверь была открыта. И то, что я увидел, повергло меня в ужас!
На кровати, свернувшись калачиком, лежала мама. Глаза ее были закрыты, губы беззвучно шевелились. Когда она сжимала их и принималась стонать, подтягивая колени к груди, лицо ее обретало такое мучительное выражение. Судя по всему, ей было очень больно! Дядя Олег сидел на корточках у изголовья. Он непрестанно гладил мамины руки, плечи, щеки, обтирал их сложенным вдвое полотенцем.
– Что… что случилось? – я, наконец, стряхнул оцепенение и бросился к ним.
– Матери очень плохо, – сказал отчим.
Она даже не отреагировала на мое появление, а продолжала лежать, бессвязно что-то бормоча. Вблизи, в свете лампы, ее лицо казалось мертвенно бледным.
– Скорую? – выдавил я.
– Уже едут, – коротко бросил он.
И только тут я увидел на другой стороне кровати огромное, неровное пятно, с алыми краями и почти черной сердцевиной. «Кровь!», – я тряхнул головой, но пятно не исчезло. Я перевел взгляд на маму, затем на отчима.
– Мы ждали пополнения, – упавшим голосом сообщил дядя Олег, – не хотели тебе раньше времени говорить.
Я скривился, как от боли! Рот заполнил неприятный железный привкус. И я тяжело осел на пол рядом с ним.
– Что-то пошло не так, – отчим уронил голову на кровать. Мама глухо замычала.
– Они… ведь они помогут? Врачи…, – промямлил я, чувствуя подступающие слезы.
Он не ответил.
Похоронив мать, мы остались вдвоем. Два посторонних друг другу человека в стенах большого дома. В этом доме все еще пахло мамой, выпечкой, и духами. Повсюду были ее вещи, следы ее присутствия обнаруживались в самых неожиданных местах. Ни он, ни я не решались убрать все это с глаз долой! Мы оба хранили молчание. И тяжелая атмосфера скорби ежедневно, ежеминутно витала в воздухе.
Я понимал, что теперь, когда мамы нет, нас с ним ничто не связывает. И выгнать меня пинком под зад ему не позволяет только светлая память о ней, или правила приличия. Прошло девять дней, затем минуло сорок. И я начал собирать вещи, решив для себя, что уйду в любом случае. Почему-то мне в голову не приходила мысль вернуться в прежний дом. Теперь присутствие там посторонней женщины ощущалось особенно болезненно. Пока отец сам не приехал за мной, и буквально силой не усадил
