песням, которые теперь захотела пристроить в картину. Но сделать это было почти невозможно, учитывая тот факт, что Пугачева, во-первых, не была членом Союза композиторов, во-вторых, официальным композитором фильма был Александр Зацепин, который ни за что бы не стал терпеть рядом с собой конкурента, да еще непрофессионального композитора. Тогда, чтобы осуществить задуманное (композиторство приносило куда больший доход, чем исполнительство), Пугачева и Стефанович решили провернуть настоящую авантюру с элементами мистификации. Супруги решили приписать эти песни мифическому композитору Борису Горбоносу (имя ему придумал Стефанович: так звали его одноклассника). Он же придумал ему и душещипательную биографию, согласно которой Горбонос был юношей, прикованным к инвалидной коляске. Трюк сработал: сначала на него клюнул режиссер фильма Александр Орлов, потом и другие деятели, причастные к запуску фильма.
Что касается Зацепина, то и он был введен в заблуждение. С ним ситуация выглядела следующим образом. В один из дней Пугачева пришла к нему домой и попросила помочь ей записать пять ее собственных песен. Сказала: «Под моей фамилией это никто не возьмет, поэтому я придумала псевдоним – Борис Горбонос. Я тогда песни и на радио протолкну, и пластинку выпущу. А так скажут: «Пугачева – не член Союза композиторов, зачем нам ее песни!» Короче, Пугачева не сказала Зацепину, что эти песни она собирается пристроить в их совместную картину. Во всяком случае, так об этом пишет в своих мемуарах «Есть только миг» сам Зацепин. В итоге 22–24 августа 1977 года на квартире композитора Пугачева записала несколько своих песен: «Женщина, которая поет», «В рощи самшитовой», «Сонет Шекспира», «Приезжай». Именно эти записи и станут поводом к большому скандалу, который разведет в разные стороны двух талантливых людей.
Итак, в окончательном варианте фильма оказалось 9 песен: пять принадлежали Зацепину, четыре – мифическому Горбоносу, а на самом деле Пугачевой. Зацепин узнал об этом в конце ноября 1977 года, и ему это жутко не понравилось. По его же словам:
«Во-первых, так не принято. Если ты композитор картины, то ты пишешь музыку и песни сам. Если приглашают еще кого-то, то обязательно с твоего согласия.
Во-вторых, тут получается, мягко говоря, не очень честно. Ведь Алла никому не сказала, что это ее песни. Речь шла об инвалиде, несчастном мальчике!..
И по студии поползли слухи: мол, черствый Зацепин не хочет помочь парализованному таланту! А я помалкиваю, что знаю правду, Аллу не выдаю… А тем временем литературный редактор почти перестал со мной здороваться, потому что я такой мерзавец, не хочу помочь инвалиду…
Мне было очень обидно. Я ей подарок сделал – записал песни (запись в студии, кстати, – дорогое удовольствие), а она в благодарность обманула меня, да еще и спекулирует на вымышленной чужой беде!..»
В итоге Зацепин явился к директору
