массовые выступления протеста, быстро приобретшие ярко антиправительственный характер. Особенно мощными были выступления в Калининграде и Владивостоке. Активисты социальных движений и политических групп тогда мечтали, что это лишь пролог к грядущему подъему массового движения. В общем-то, они были правы, но ясно это стало не сразу.
К середине 2011 г. динамика общественной активности была невысока. Большие всплески остались позади. Даже экономический кризис не пошатнул правительственного контроля за всеми областями общественной жизни. Впереди были парламентские выборы, но никаких признаков того, что они будут чем-то отличаться от предшествующих, не было. Наоборот, в сентябре 2011 г. политическая активность в российской столице зримо отставала от показателей сентября 2007 г., когда страна готовилась к предыдущим выборам.
Я помню, как в сентябре 2011 г., кажется, в 20-х числах, мы разговаривали с Сергеем Удальцовым. Только что на съезде «Единой России» в торжественной обстановке объявили о том, что кандидатом от власти на будущих президентских выборах станет Путин Владимир Владимирович. В интернете закипели бурные баталии, но улицах было тихо. Очень тихо.
Настроение у нас обоих было угнетенным. На уровне рационального анализа мы понимали, что конструкция «управляемой демократии», выстроенная путинскими политтехнологами, поизносилась и вот-вот должна дать трещину. Что противоречия в обществе нарастают и рано или поздно должны выйти на поверхность, реализовавшись в виде острого социально-политического кризиса[1]. Но при всем понимании того, что «стабильность» на исходе, эмоционально в это как-то не очень верилось. Слишком тихо было вокруг. Все предыдущие вспышки протестов были подавлены. Активистские сообщества переживали заметный упадок. И, когда мы говорили о приближающемся взрыве, мы сами себя чувствовали начетчиками, из раза в раз произносящими ритуальные фразы о скорой революции. Забавно, что, когда это ощущение достигло своего предела, до большой протестной волны оставалось всего два месяца.
Я помню, как мы сидели на лавочке в Новопушкинском сквере, курили, и Удальцов меланхолично перечислял наши неудачи. Он вспоминал, что в 2007 г., накануне предыдущих думских выборов, когда политическая борьба проходила гораздо острее, даже не участвовавшие в выборах активистские группы испытывали некоторый подъем в связи с общим ростом интереса и внимания общества к политике. Но сейчас, в 2011, все было слишком уныло. «Левый фронт», созданию и развитию которого мы отдали несколько лет, переживал если не упадок, то застой. Никакой очевидной перспективы в обозримые сроки не просматривалось («если вдруг не случится революция»– добавляли мы каждый раз). Мы, разумеется, собирались по-прежнему инициировать и проводить кампании социального протеста, участвовать в акциях против ущемления демократических прав и свобод и т. д. Но ни одна из них не казалась в тот момент потенциально прорывной. А общий кризис, который
Например, в самом начале января 2011 г. я опубликовал статью «Диспозиция 2011». В ней анализировалось происходящее в стране и перспективы развития общественного движения. В основных чертах я правильно описал главные конфликты российского общества и сделал вывод, что парламентские выборы с большой вероятностью спровоцируют социально-политический взрыв. См.: http://newsland.com/news/detail/id/610022/. Статья была опубликована на сайте Левого фронта, но старая версия сайта на сегодня не доступна. Когда я искал ссылку, обнаружил, что одним из первых эту статью в своем блоге перепечатал Леня Развозжаев, которому через полтора года предстояло стать жертвой похищения и пыток со стороны российских спецслужб (http://lokomotiv.livejournal.com/437177.html).
