города девочка, – скучающее, круглое лицо Котова, покрытое капельками пота, как блин маслом, преобразилось. Проступили черты из семейства кошачьих покрупнее – самодовольного тигра на охоте. Живот подтянулся. – Моя будет.
– Не спугни.
–Такую не спугнёшь. Сразу видно – породистая. Не то, что наши тёлки. – Котов кивнул на Веру и Надю. Девушки-близняшки сидели рядом на мелкой прибрежной гальке. Обе в модных купальниках, длинноногие и стройные, как модели, но пятки в тёмных трещинках, под ногтями, с дорогим красным лаком – тёмные ободки.
Вера и Надя заметили, куда смотрят Котов и Круглов. Зависть хлестнула по лицу как пощёчина. Щёки девушек покраснели, глаза прищурились. Не красоте фигуры позавидовали: у самих не хуже. А позавидовали раскованности, свободе, независимости девушки, которая приехала с Санькой Тихониным.
– Жаль Саньку, – шепнула Вера сестре.
– А чо жаль-то?
– Втюрился дурак, как пескарь в щуку.
– В породистую суку, – усмехнулась Надя. Быстро скосила глаза на Котова – не услышал бы.
Вера придавила зубами кончик длинного ногтя, но вспомнила о маникюре, хотя – наморщила носик – он не помешал ей вчера полоть грядки. Бабка заставила. Мать и отец спились, год назад отравились палёной водкой, до больницы не успели довезти. Осталась бабка, большой запущенный дом, огород, наполовину заросший крапивой, несколько грядок. Год назад окончили школу, учились с Санькой Тихониным в одном классе – Вера посмотрела наТихонина, как он, истекая слюной, пялится на свою городскую стерву – и пусть разобьёт себе морду в кровь, дураков учить надо. Вера вспомнила, как они с сестрой пытались устроиться на работу. Но где её в посёлке найдёшь. Пошли на поклон к Круглову. Устроил продавщицами в киоск на автовокзале. Появились деньги, хоть и небольшие, но их хватало раз в неделю покупать колбасу и по шоколадке. Потом Круглов пригласил их в ресторан, объяснил, что может перевести сестёр в универмаг. Там не придётся летом изнывать от жары, зимой – мёрзнуть. Ночью дрожать от страха. Бегать в туалет под мост – на автовокзале туалет давно закрыли, а тот, что построили на улице, кто-то украл, осталась одна вонючая яма.
В первый раз было жутко стыдно… Но Круглов щедро сорил деньгами. А возвращаться назад – в нищету, нет! Сначала Круглов пользовался один. Потом привёл Котова. Тот ещё жмот. Наглый, сам в деревне родился, а деревенских презирает.
«Встать бы сейчас и уйти! – подумала Вера. – Но куда? Кому мы нужны? Сходить в церковь на исповедь, а потом в город уехать? На первое время накопленных денег хватит». Но тут на волосатой груди Круглова сверкнул золотой массивный крест на золотой цепи, и Вера решила в церковь не ходить.
– Они хоть и кобели, – прошептала Надя, кивнув на Котова и Круглова, которые ушли метров на десять ближе к тому месту, где купалась городская, – но денег у них уйма, накопим – в город мотнём. Учиться поступим, парней стоящих найдём, замуж выйдем, и закончится наш кошмар. А если эта сучка попытается нас отшить, я её вилами к земле пригвозжу, пусть извивается как поганый, раздавленный червяк.
Катя
